Алхимик (сборник)

– Ему нравится опытная старая карга в юном девичьем теле. Хотя вряд ли это имеет значение. Он прикасается ко всем. – Она слабо улыбнулась. – Но не к тебе. Ты слишком ценна, чтобы тебя трогать.

– Слишком хрупка.

– Откуда такая горечь? Ты уникальна. Мы сделаем из тебя звезду. – Белари жадно посмотрела на свою протеже. – Твои акции взлетят, и ты станешь звездой.

Лидия наблюдала из окна, как подъезжают гости Белари. Сопровождаемые службой охраны воздухомобили низко скользили над соснами, помигивая в темноте зелеными и красными габаритными огнями.

Ния встала рядом с Лидией.

– Они уже здесь.

– Да.

Снег покрывал ветки толстым слоем глазури. Время от времени голубые лучи прожекторов подсвечивали белизну и черные силуэты деревьев – это лыжные патрули Бурсона искали характерное инфракрасное свечение незваных гостей, которые могли прятаться в сосновых тенях. Лучи озарили древнюю громаду подъемника, карабкавшегося на гору из города. Подъемник был ржавым и молчаливым, только ветер играл его сиденьями и раскачивал кабели. Еще одна жертва Белари. Белари ненавидела конкуренцию. Теперь она была единственным покровителем городка, сверкавшего в чаше долины далеко внизу.

– Тебе нужно одеться, – сказала Ния.

Лидия повернулась к сестре‑близнецу. Черные глаза, словно бездонные ямы, смотрели из‑под прозрачных век. Бледная, лишенная пигментации кожа, худоба, подчеркивающая изящество костей. Это была единственная настоящая вещь: их кости. Именно они привлекли внимание Белари, когда девочкам было всего одиннадцать. Достаточно взрослые, чтобы забрать их у родителей.

Взгляд Лидии вернулся к окну. Глубоко в узкой расщелине горной долины переливался янтарными огнями город.

– Ты скучаешь? – спросила она.

Ния придвинулась ближе.

– Скучаю по чему?

Лидия кивнула на мерцающую драгоценность.

– По городу.

Их родители были стеклодувами и практиковали старое искусство, заброшенное в эпоху эффективной промышленности. Они плавили песок и выдыхали в жизнь изящные творения. Они переселились в феод Белари ради покровительства, как и все городские ремесленники: гончары, кузнецы, художники. Иногда пэры Белари обращали на кого‑то внимание, и мастер мгновенно обретал вес. Нильс Кинкейд сколотил состояние, пользуясь благосклонностью Белари: повинуясь ее желаниям, он укрощал железо и снабдил замок огромными выкованными вручную воротами, а сады – затаившимися скульптурами‑сюрпризами: дети и лисы выглядывали из люпинов и аконита летом или высоких сугробов зимой. Теперь его слава была такова, что он вот‑вот мог приступить к выпуску собственных акций.

Родители Лидии искали покровительства, однако их искусство не зацепило оценивающий взгляд Белари. Вместо этого она выбрала биологическую случайность, дочерей‑близняшек, хрупких блондинок с васильковыми глазами, не мигая смотревшими на горные чудеса феода. Родители пожертвовали детьми, и теперь их дело процветало.

Ния легонько толкнула Лидию, ее призрачное лицо было серьезным.

– Поторопись и одевайся. Ты не должна опоздать.

Лидия отвернулась от своей черноглазой сестры. Их первоначальные черты изменили почти до неузнаваемости. Два года девочки росли в замке под присмотром Белари, потом начались циклы препаратов. Дозы «Ревиции» в тринадцать заморозили их внешность на пороге расцветания. Затем пришла очередь глаз, взятых у близняшек из какой‑то далекой страны. Иногда Лидия гадала, не смотрят ли где‑нибудь в Индии две смуглые девчушки на мир васильковыми глазами. А может, они бродят по грязным улицам своей деревни, ориентируясь лишь по эху, которое отражают стены из коровьего навоза, нащупывая путь тросточками.

Лидия смотрела в ночь за окном украденными черными глазами.

Новые воздухомобили выгрузили гостей на посадочные площадки, раскинули паутинные крылья и унеслись на горных ветрах.

Пришел черед других лекарств: пигментные препараты высосали цвет из их кожи, сделав близняшек бледными, как актеры театра кабуки, превратив в призрачные тени раскрасневшихся от горного солнца девчонок. Затем началась хирургия. Лидия помнила, как просыпалась после каждой операции, искалеченная, неделями не способная пошевелиться, несмотря на щедрые дозы цитоактиваторов и питательных жидкостей, которые врач вливал в ее худое тело. После операции врач держал ее за руку, вытирал испарину с ее бледного лба и шептал: «Бедная девочка. Бедная, бедная девочка». Потом приходила Белари, улыбалась и говорила, что скоро Лидия и Ния станут звездами.

Порывы ветра сбрасывали снег с сосен и закручивали гигантскими торнадо вокруг прибывающих аристократов. Гости торопились миновать снежные облака, а голубые прожектора лыжных патрулей Бурсона прорезали леса. Вздохнув, Лидия отвернулась от окна, чтобы наконец оправдать тревожные ожидания сестры и одеться.