После ужина мы сели в кружок и стали заострять Лизе кожу, вставляя вдоль конечностей лезвия, так что она со всех сторон стала выглядеть как бритва. Лиза подумывала даже о мономолекулярных лезвиях, но с ними слишком легко случайно отнять себе конечность, а мы и без того теряем достаточно много частей тела. Такой фигней пусть занимаются те, кому работать не надо: эстеты из Нью‑Йорка и Калифорнии.
У Лизы был комплект «ДермДекора» для заострения. Она его купила в последний наш отпуск и потратилась здорово – вместо того, чтобы покупать дешевые подделки, которые потом вылезают. Мы резали ей кожу до костей и вставляли лезвия. Один наш друг из Лос‑Анджелеса говорил, что недавно устраивал вечеринки «ДермДекора», где гости украшали себя кто как хочет и помогали друг другу, доставая до труднодоступных мест.
Лиза делала мне светящийся позвоночник – приятный след лимонных «посадочных» огней от копчика до основания черепа, так что я, в свою очередь, помогал ей с удовольствием, но Яак, который все свои модификации устанавливал в старомодной мастерской тату и пирсинга на Гавайях, был доволен меньше. Несколько раздражающая работа, потому что все раны на Лизе стремились тут же закрыться и лезвие не успеваешь вставлять, но в конце концов мы приспособились, и через час она уже выглядела отлично.
Закончив украшать Лизу спереди, мы сели в кружок и покормили ее. У меня была миска глины с хвостами, которую я постепенно влил Лизе в рот, чтобы ускорить процесс интеграции. В паузах между глотками мы наблюдали за собакой. Яак соорудил ей клетку в углу нашей общей комнаты, и там она лежала, как мертвая.
– Я проверила ДНК животного, это и правда собака, – сказала Лиза.
– Бунбаум поверит?
Она посмотерла на меня неприязненно:
– Ты о чем?
Я засмеялся. В «СесКо» ответчиков тактической защиты считают быстрыми, гибко реагирующими на угрозы и смертоносными, но на самом деле наша стандартная процедура всегда одинакова: хлопнуть нарушителя атомным зарядом, остатки расплавить в шлак, чтобы ничего не выросло, – и на пляж в отпуск. Мы независимы, нам доверяют тактические решения, но «СесКо» ни за что не поверит, что солдаты шлака нашли у себя в горах хвостов собаку.
Лиза кивнула:
– Он хотел узнать, как, черт побери, собака могла здесь выжить. Потом захотел узнать, почему мы ее раньше не поймали. За что он нам вообще платит. – Она рукой отвела от лица короткие светлые волосы. – Надо было ее зашлаковать на месте.
– Так что он хочет, чтобы мы сделали?
– В руководстве не предусмотрено. Он перезвонит.
Я разглядывал неподвижное животное.
– Интересно мне, как она выжила. Собаки ведь мясо едят?
– Может, кто‑нибудь из инженеров подкармливал. Как вот Яак.
– Не думаю, – качнул головой Яак. – Эта скотина отрыгнула мою руку, после того как сожрала. – Он покрутил обрубком, где быстро отрастала новая. – Вряд ли мы для нее съедобны.
– Но ведь мы‑то ее съесть можем? – спросил я.
Лиза засмеялась, глотая ложку хвостов.
– Мы все можем съесть. Вершина пищевой цепи.
– Странно, что она нас не может.
– У тебя в крови свинца и ртути больше, чем приходилось получать любому животному до эпохи жукотеха.
– А чем это плохо?
– Было когда‑то ядом.
– ЧуднУ.
– Как бы я не сломал эту штуку, когда сажал ее в клетку. – Он серьезно посмотрел на собаку. – Не шевелится, как раньше. И когда я ее туда запихивал, что‑то хрустнуло.
– И что?
– Не похоже, что там оно заживает. – Собака выглядела несколько потрепанной. Лежала тихо, а бока ходили, как кузнечные меха. Глаза полуоткрыты, но вроде бы ни на кого из нас не смотрели. Когда Яак сделал внезапное движение, она дернулась, но не встала и даже не зарычала. – Никогда не думал, что животное может быть таким непрочным.
– Так ведь и ты непрочный. Подумаешь, удивил.
– Да, но я только пару косточек ей сломал, и ты посмотри. Лежит и тяжело дышит.
Лиза задумчиво нахмурилась.
– Не выздоравливает. – Она неуклюже встала и подошла посмотреть. Голос у нее был взволнованный. – В самом деле собака. Вот когда‑то и мы так были, недели уходили на выздоровление. Одна сломанная кость – и все.
Она просунула в клетку усаженную лезвиями руку и слегка порезала собачью голень. Выступила кровь и не остановилась, а продолжала течь. Только через несколько минут она стала сворачиваться. Собака лежала неподвижно и тяжело дышала, явно обессилевшая.
Лиза засмеялась.
– Трудно поверить, что мы жили достаточно долго, чтобы развиться из вот такого. Если ей ноги отрезать, они не отрастут. – Она склонила голову набок. – Хрупкая, как камень. Разломишь– и уже не срастется. – Она погладила спутанную шерсть животного. – Ее так же легко убить, как охотника.
Загудел коммуникатор, Яак отошел ответить.
Мы с Лизой смотрели на собаку – маленькое окошко в нашу предысторию.
Джек вернулся:
– Бунбаум сюда посылает биолога, взглянуть.
– Биоинженера, – поправил я.
– Нет, биолога. Бунбаум говорит, это которые животных изучают.
Лиза села. Я проверил ее лезвия, не выбила ли она случайно какое‑нибудь.
– Это же тупиковая работа!
– Наверное, они выращивают животных из ДНК. Изучают, что они делают – поведение там, все дела.