Аллегро

Масштабы перспектив будущей четы, как и качество снимков и репортажей, более чем впечатляли. У кого-то, как и положено, вызывая гордость за своих соплеменников и восхищение, у других зависть. Да, зависть, не без этого. Но если восхищение, как известно, вещь инертная, созерцательная, то зависть — особа беспокойная. Как горсть строительных кнопок во всех карманах брюк, включая и задние. И не пробуйте жить и работать в таком состоянии, себе дороже. К сожалению, в обществе существует масса специалистов живущих на этой «теме». Названий им придумано много: от папарацци, до чешуйчато-крылых… Как говорится, заполните пропущенные буквы. Такого рода и обывателей они для себя воспитывали. Жадных до жаренного. Поэтому и рыщут по миру в поисках оного. Подогревают интерес. Как жизнь от «противного». В случае же с Гладстонами и Маккинли — папарацци не везло. Как не старались найти чего-нибудь «грязненького», хоть самую малость, хоть чуть-чуть, ни чего не получалось. Подтасовывать факты, рисовать коллажи — опасно. Хорошо помнился случай с одной мощной газетой, которая по суду — выигранным заявителями Маккинли-Гладстонами, вчистую обанкротилась. Одномоментно! Ничего не помогло! Что укрепило недосягаемые позиции заявителей, но и тайный, неизбывный интерес к ним. Но кланы Маккинли и Гладстонов — строго следили за чистотой своих репутаций. Помнили об этом и Стив, и Гейл. Ни разу не были они замечены ушлыми репортёрами ни в каких сомнительных переделках, либо ситуациях… А вот сейчас этот самый счастливчик Стив, праведник и чистюля, убийственно напивался за стойкой, здесь, в открытую, прямо перед «выпадающим в осадок» от раздираемых противоречивых чувств барменом…

Пил Стив водку «Смирнофф»… Рюмками… одну за другой… С перерывами, но давно… Почти с утра… Можно сказать без закуски… Чему бармен безмерно удивлён был. Гладстон-младший уже не тем «красавчиком был», совсем гадким и противным. Раскраснелся, рубашка намокла от пота, галстук сбился на сторону, верхняя пуговица рубашки не то добровольно расстегнулась, не то отлетела куда, концы воротника выбились, торчали, лицо молодого человека оплыло, глаза с трудом фокусировались на рюмке, ещё хуже на бармене. Бармен, молодой ещё человек, швед (жена, две дочери — восьми и шести лет, небольшой коттедж, машина, не уменьшающийся кредит в банке, мизерный доход), судорожно боролся с мыслью о возможности заработать на паре-тройке «удачных» снимков. Ситуация к тому сильно провоцировала. Ни журналистов, ни подобного рода спецов в баре не было, да и строгий закон не позволял фотографировать людей в такого рода заведениях, тем более в таком отеле… И если раньше он как-то боролся с такого рода искушением, на этот раз решился. И фотоаппарат под стойкой не одну смену в готовности лежал. И вот, пожалуйте вам, ни кто-нибудь, а молодой Гладстон! Счастливчик, умница и в таком… брр… состоянии… Бармен решился.

Улучил момент, выдернул фотоаппарат, и по шпионски, меняя позиции, сверху-снизу, слева-справа, несколько раз щёлкнул затвором… С невинным видом глядя в лицо Гладстона-младшего, сунул камеру на место и обомлел… От дикого рычания, во-первых, и от вида занесённой над своей головой той самой бутылки «Смирнофф»… Больше мыслей не проскочило. Бутылка тяжеленной крышкой дорожного люка упала ему на голову. Сознание бармена, пылесосом втягивая в себя гаснущие краски интерьера, мгновенно исчезло в глубинах Мироздания. Словно грязная вода в сливном отверстии ванны.

Сам сэр Гладстон-младший увидел только два обстоятельства из промелькнувшего перед глазами сюжета. Первое, из поля его зрения вдруг исчезла бутылка и второе, бармен с «экрана ноутбука» исчез. Потом он перед собой увидел почти перевёрнутое большое и злое лицо с маленьким чубчиком, маленькими глазами, кривым носом и большими губами.

Лицо что-то сердито ему восклицало… Слова были не английские, не шведские, не нем… Не понятно какие, как показалось Гладстону-младшему, значит, русские.

Звуки Стив вообще в тот момент различал в последнюю очередь. Они звучали с опозданием и глухо, как из соседнего кабинета. Как из неплотно прикрытой двери его секретарской. Кстати, где он сам, секретарь, почему не… Стив пошевелил пальцами, как по клавиатуре кей-борда, но… изображение перед глазами не улучшилось, и секретарь не появился… От трудных мыслей и от всего выпитого, Стиву вдруг стало совсем плохо, но отключиться он не успел… Его грубо трясли за плечи… В ушах, от встряски прочищаясь, наплывал усиливающийся шум. Перед глазами, фокусируясь, маячило то самое — большой лицо с чубчиком. Оно отрывисто булькало грубым голосом: