Аллегро

— Великолепный оркестр, господин полковник. Отличный дирижер! Чудесная творческая атмосфера! Я очень рада русскому гостеприимству! И спасибо за вашего солдата, рядового Смирнова, от себя и нашего посла!

— Да-да, я знаю, мне уже доложили… — полковник нашёл глазами виновника похвал. — У нас, между прочим, нужно заметить, все такие как он… Молодец, ефрейтор Смирнов, молодец!

Музыканты, округлив глаза, одобрительно закрутили головами, заерзали на стульях: «Ух, ты, ефрейтора присвоили… Отметили парня… Правильно отметили… Причитается…» Смирнов неловко вскочил, громыхнув тарелками-ластами:

— Служу Российской Федерации.

— Сидите-сидите… — едва заметно морщась от резкого чвяканья тарелок, вежливо разрешил командир, и вновь повернулся к гостье, перешёл к более приятному. — Ну так и что, какие у вас дальнейшие планы… на сегодня, и вообще… у нас?

Гейл, внимательно выслушав переводчика, ответила:

— Сегодня, господин полковник, к сожалению, последний день моего пребывания у вас, в вашем оркестре, а завтра у меня… другие планы… Я расстроена… — Неожиданно по детски надула губки Гейл.

Ну вот тебе раз, музыканты и командиры переглянулись, ещё чего доброго и расплачется… Но, похоже, расплачется не только она, некоторые музыканты тоже… прокисли…

— Ну-ну, не расстраивайтесь, — поспешил на помощь командир. — Это не беда! Вы всё ещё успеете… В ваши-то годы… — И весело хохотнул комплименту. С этим похоже все были согласны, но командир продолжил. — И если очень уж будет нужно, госпожа лейтенант, звоните, мы к вам в гости приедем, всем оркестром. А что… так, нет, товарищи музыканты? Или вы, может, снова к нам! А?

— Мы к ним, лучше, товарищ полковник… — одобрительно всколыхнулся оркестр.

— Я понимаю, понимаю… — с сильной долей иронии в голосе, охотно согласился полковник, но тут же оборвал себя, совершенно серьезным тоном предложил. — Ну а сейчас, госпожа лейтенант… разрешите вас, с товарищем дирижером, пригласить к себе на обед, по случаю, так сказать окончания вашей командировки. — Это прозвучало с безапелляционным начальственным нажимом, и вновь потом, сглаживая, иронично. — А то, музыканты-то, я знаю, рады стараться… их и мёдом не корми, дай только порепетировать… а девушка голодная с подъёма. Так нет, товарищи музыканты? — и не дожидаясь ответа, гостеприимно повел рукой в сторону двери. — Прошу-прошу…

Оборвал напрочь репетицию.

…Ну что ты будешь делать, с этими командирами, а!.. Придут себе, ни у кого не спрашивая — кто их звал?! — прервут песню на взлете, ничего в музыке не понимая, как свечку задуют… Коз… Так же нельзя… А она же нежная, как песня… Вот, чёрт!

Хотя, все отлично понимали, обедать, увы, конечно, тоже иногда нужно, но не так же, понимаешь… С грустью провожая, музыканты молча поднялись…

Армия, армия, армия…

В молчании и отобедали в одиночестве.

Хоть и праздничный обед в столовой был, как и вчера, да какой там праздничный, если без Гейл! Без её лучистых, необыкновенных голубых глаз, веселой, с ямочками улыбки… Так только, ложками пошкрябали… Снова не заметили что и ели.

Но кое что всё же обсудили. Вернее, наметили.

В начале выпытали у Смирнова, теперь уже у товарища ефрейтора, как он на неё смотрит, и вообще… Смирнов не понимал. Ему растолковывали:

— Ну, в смысле, ты как к ней относишься-то, Смирнов, к Гейл?

— Я?! — морщил юношеский лоб Санька. — В смысле?

— Ну… нравится она тебе, нет?

— Она? — вроде не понимал вопроса ефрейтор.

— Да-да, она! — едва сдерживаясь, Тимоха поправлял нервно сползающие с носа тёмные очки.

— Да ничего вроде, симпатичная… — наконец вполне вразумительное произнёс Смирнов.

— Это мы и без тебя знаем, — оборвал Геннадий Мальцев. — Мы тебя про другое спрашиваем: ты правда что ли на неё глаз положил или нет, русским языком тебя люди спрашивают, ну!

— А-а-а… — дошло наконец до молодого ефрейтора, эта группа заинтересованных музыкантов имела какие-то свои, особые виды на иностранного дирижера: влюбились, наверное. — Это… Ну что, вы, нет, конечно! Слишком старая она…

— Кто-о, Гейл? — остервенело сверкнув тёмными очками, подскочил Тимофеев. — Да ты… Да она…

— Стой-стой, погоди, Тимоха, не кипятись, — осадил Тимофеева Кобзев, кулаками уже готового защищать честь иностранной гостьи. — Правильно Смирнов говорит, абсолютно верно: для него она старая, Тимоха — для него! Даже очень для него старая. Но не для нас… Для нас она самое то… — с опаской покосившись на Тимофеева, уточнил. — Для тебя, я говорю, она именно как раз. Для тебя! Это точно. — И тоном записной свахи, укоризненно добавил. — Давно пора было жениться, а не по граблям, понимаешь, бегать. А она лучшая для нас… для тебя, то есть пара. Зуб даю.

— А она? — нервничал Тимофеев…

Так это он влюбился, догадался Смирнов.

— Что она? — не понимая Тимоху, переспросил Кобзев.

— А она как… к Смирнову?

— А никак… да, Санька? — уверенно ответил за Смирнова Кобзев. — Друзья они, и только.

— Да, друзья, — охотно согласился Смирнов. Он и не лукавил. — А что?