— Не допетрил? Говорков сам его позвал. Если бы ты не стал ему предлагать пришить свидетеля, он надеялся, что майор грохнет тебя. Но Папанов сделал правильный выбор. Тоже установил прослушку и тихо сидел в соседней комнате, пока участковый спьяну не начал хвастаться собранной на Папаныча компрой. Тогда не выдержал.
Егор доел завтрак.
— Папанов знает, что я — ваш сексот?
— Нет. Ты как член оперативно-следственной группы обязан был сообщить о возникшем подозрении руководителю группы в прокуратуру. То есть похоронить версию. С присущей тебе недисциплинированностью стуканул в КГБ, а не ему. Остальное знаешь. Поэтому, встретив Папаныча в коридоре РОВД или в кабинете, даже не думай намекать ему о событиях вчерашнего вечера.
— Ясно. Кофе ты не варил?
— Перебьёшься. Попей водички, полезнее. И пошли.
Наскоро собравшись, Егор вышел из подъезда и услышал проклятия Аркадия. За ночь с «Волги» спёрли щётки стеклоочистителей.
— Снега и дождя нет. Едем.
— Но грязь из-под колёс летит. Суки!
— Население микрорайона Восток-1 внесло свою лепту в борьбу с кровавой гэбнёй. Цените меня, на редкость лояльного к госбезопасности чисто по велению комсомольского сердца.
Если Аркадий, спутник по двум командировкам, кое-как раскручивался на болтовню и реагировал на шуточки, то другой гэбешник, призванный подкинуть в Гродно, только буркнул своё имя и три часа изображал из себя глухонемого.
— Слушай! — попросил Егор перед тем, как служебный «Жигуль» миновал знак с городской чертой. — Мне должны были заказать гостиницу. Если облом, могут ли ваши люди помочь?
Тот, остановив на первой попавшейся троллейбусной остановке, чиркнул на листке шестизначный номер и попрощался, расщедрившись на кивок.
Нащупав две копейки, Егор отправился на поиски телефонного аппарата.
— Настя?
— Ты? А звонки длинные…
— Да, не межгород. Я в Гродно.
— По делу…
— Конечно! Моё дело — это ты. Гостиницу заказала?
— Да. Гостиница «Беларусь», одноместный номер. Но ты вчера не позвонил…
— И бронь сняли?
— Не волнуйся, сейчас всё решу. Ты где?
— На самом въезде в город.
— Троллейбусом нужно ехать в центр…
— Попробую поймать такси.
— Хорошо! Я живу на Калиновского, недалеко от «Беларуси». Встретимся у стойки администратора.
— Еду.
— Его-ор! Спасибо, что приехал.
Гудки.
Про «поймать такси» он погорячился. Набрать заказ в приложении, увидеть время ожидания и цену поездки — в 1982 году это было столь же фантастично, как выехать за рубеж, не собирая характеристик от партийно-комсомольской организации, прямого начальства и профкома. Стоянка такси обнаружилась неподалёку, на ней — небольшая, но уже хорошо замёрзшая очередь.
Махание рукой у края проезжей части привело к тому, что минут через двадцать около Егора остановился молоковоз, чей водитель смилостивился подкинуть в центр за два рубля.
Гостиница, которую совершенно не тянуло назвать словом «отель», находилась по адресу: улица Калиновского, дом 1. Почему-то улицы, названные в честь польского бунтаря, попадались Егору в 1982 году чаще других.
Настя уже ждала и бросилась на шею, едва не опрокинув на спину.
— Тише! Пластинки поломаешь!
— Какие?
— «Песняров».
— У меня есть все.
— Таких нет. С автографами Кашепарова и Мулявина.
Настя взвизгнула. Громко. Наверно, кто-то подумал: сработала сигнализация.
— Не пищи. И показывай номер.
— Сначала форму заполнить нужно, давай паспорт. И вперёд оплатить. Гостиница дорогая. Одиночные тут только полулюксы.
— Кутить — так кутить. Кстати, ты обедала? Здесь должен быть какой-то ресторан.
— Не важно… Главное — с тобой.
От смешного кокетства, когда она при разговоре по телефону делала вид, что не знает, будет ли свободна в пятницу и в субботу, не осталось даже следа. Настя разве что не подпрыгивала. Если первым шагом была проведённая вместе ночь, вторым — совместные походы в кино и в театр, означавшие завязавшиеся отношения, то теперь её парень приехал за ней в другой город!
В номере Егор крепко обнял её, но в койку не потянул.
— Ты разве по этому делу не соскучился? — удивилась она.
— Я соскучился по тебе вообще. А что до кроватки, хочу на тебя насмотреться. Ещё больше нагулять аппетит.
— Даже накраситься толком не успела. Как была, такая и побежала, хорошо что не в домашнем халате.
— Давай так. Оставим здесь верхнюю одежду. Пообедаем. Побудем вместе. А на вечер закажем столик и посидим в ресторане. Я тебе дам отгул на час, припудришься.
— Хотя бы два… Ещё десять минут до дома и обратно столько же. Но ты ко мне не заходи! Мама вернётся с дневных процедур. Из-за болезни у неё очень сложный характер.
— Ничего, если завтра ты с ней днём не побудешь?
— Один день не страшно, папа и сестра дома. Ох… если бы это были самые сложные проблемы.
— В ночь на воскресенье я уеду.
— Жаль. Хотя я и сегодня на ночь у тебя не останусь. Облик моралес. Папа до сих пор думает, что я — девочка. Мама в курсе, как я стала недевочкой, и переживает втрое больше. Как будто могут проверить, чем занимаюсь в общаге.
Он подхватил её на руки, покружил.
— Вот прямо так? Недевочка? Ни разу не замечал, что ты — мальчик. Грех-то какой! Содомитский!