Алло, Милиция? 2 (СИ)

Второй звонок он сделал Кашепарову. Тот был слегка под мухой и зол. Не без причины. На фирме «Мелодия» зарубили «Весёлых нищих». Намертво и без права апелляции. Муля всё же пытался жаловаться, пробился к какому-то чину в ЦК КПСС и получил отлуп: вы допущены на всесоюзную сцену и к зарубежным гастролям как фольклорный белорусский ансамбль, которому ни к чему песни на стихи англичанина Бернса из государства, являющегося теперь членом НАТО. Что при жизни британского поэта НАТО не существовало даже в проекте, для истинного коммуниста оказалось не важно.

— Что теперь?

— Муля вернулся в Минск и квасит, бля, как бы ни пыталась удержать его Пенкина. Хоть не люблю её, но сочувствую. В понедельник на репетицию не приходи. Позвони вечером. И я тоже приму на грудь… Полгода репетиций в жопу…

По поводу собственной фамилии на диске «Песняров» Егор сглазил.

Он завалился на кровать, выдержанную в соответствии с ГОСТом СССР шириной ровно в 90 сантиметров, полуторка, потому что полулюкс. В обычной комнате полагалась бы односпальная в 60 сантиметров, как койки в общаге. В Советском Союзе вообще всё чётко стандартизировано. В том числе идеология. Наверно, скоро вспомнят, что Гомер, Шекспир, Гейне и Бальзак — тоже из стран НАТО.

Крах проекта «Весёлые нищие» не выталкивает его из «Песняров». С большего — зацепился. Нужно думать, как строить с ними отношения дальше. Появление на репетициях пару раз в неделю ничего не даст. Нужно кататься с ними на гастроли, слушать разговоры. И постепенно выяснить, как погиб помощник звукача, а до этого — украинский композитор. Конечно, концентрация смертей вокруг «Песняров» не столь велика, как вокруг Бекетова и «Вераса», к которым добавилось убийство Говоркова. Но всё же…

А может, это он притягивает смерти?

Последняя мысль, пробивающаяся из глубины исподволь, словно травинка сквозь асфальт, была Егору очень неприятна. Особенно перед приходом Насти.

Он отправился караулить её в полвосьмого. Одиноких девиц вечером в пятницу и в выходные дни в гостиницу пропускали только «аккредитованных», кто точно знал, сколько нужно отстегнуть на выходе по окончании рабочей смены в номере. Настя не выглядела как проститутка, у швейцара вообще не было смысла её впускать. А звонить куда-то и доказывать, что она — дочь высоко сидящих родителей и имеет право входить в подобные учреждения, не отстёгивая администрации, хлопотно.

Настя постаралась. Не скованная ограничением не злить и не будить зависть у соседок по комнате, надела длинное узкое чёрное платье, сапоги сдала в гардероб вместе с дублёнкой, переобувшись в изящные туфельки. На шее висели бусы из тёмных, почти чёрных камней, на горле — три тонких золотых цепочки. Пара лёгких золотых колечек, в ушах — золото с прозрачными камушками, явно не цирконами. Золотые частики, на правом запястье — золотой браслетик. Золотого много, но без самоварного изобилия.

Косметика была наложена куда более искусно, чем на Новый год, где филологини соревновались, наверно, по принципу: чем гуще — тем лучше.

Словом, смотрелась она роскошно.

— Мне к тебе подойти страшно. Королева! Я рядом с тобой — пастушок.

В рубашке без галстука и сменив лишь тёплые сапоги на теннисные туфли, он и правда смотрелся непредставительно.

— Кстати, это проблема. Я была уверена, что возьмёшь с собой костюм с комсомольским значком. «Беларусь» — ресторан элитный, здесь боссы из обкома и облисполкома отдыхают. Для них костюм-галстук — униформа везде. Кроме бани.

— Не взял комсомольский значок, виноват. По крайней мере, попытаемся пробиться.

Как и предполагала Настя, швейцар у перехода из гостиницы в ресторан отличался непреклонностью почётного караула у мавзолея Ленина, только не пугал штыком. Егор достал сиреневую бумажку, больше половины месячной стипендии Насти.

— Пройдёмте, молодые люди. Без пиджака и галстука нельзя, но сейчас кое-что подберём. Не забудьте возвратить.

Светло-коричневый приталенный пиджак и зелёный галстук, выданные швейцаром, стилистически подошли к синим джинсам-бананам примерно как будёновка к космическому скафандру.

Сделав морду кирпичом, Егор согнул руку в локте, позволив Насте уцепиться, и отправился к заказанным столикам.

— Ты такой смешной…

— Скоро все накидаются, покраснеют мордами и начнут скидывать пиджаки да распускать галстуки. Чуть потерпи.

— Да запросто! Но вот двадцать пять рублей за пиджак напрокат…

— Я просто анекдот вспомнил. Приходит мужик вечером к мавзолею Ленина и говорит часовому: хочу вождя посмотреть. Тот: поздно, закрыто уже, не положено. Мужик ему на штык четвертную — тыц. Часовой: внутрь пройдёте или вам его вынести?

Настя прыснула, прикрыв ладошкой рот, и чуть не споткнулась на каблуках, удержавшись только за рукав Егора.

Сели за столик.

— Ты такой весёлый… Как всегда.

— Сегодня грустный, милая. С «Песнярами» облом. Оказывается, Бернс, автор слов к «Весёлым нищим», где и я сыграл, отнесён к авторам из страны НАТО.

— Это же бред!