— Я выйду к ним. И ты выйдешь. Но через окно. С третьего этажа башкой вниз.
Егор поднялся и попятился к окну.
— Меня-то за что? С Денисом, положим, ты не договорился, я же предлагаю взаимовыгодный мир.
— Сдохни!
Волобуев бросился в атаку. Ниже Егора, но плотнее и массивнее, он в три прыжка набрал скорость. Начал вполне грамотно, нанося прямой удар ногой, практически всегда блокируемый, но позволяющий сократить дистанцию и продолжить в ближнем бою, пустив ход кулаки и локти, вырубить, а потом уронить в окно с гарантией, что травмы от падения скроют следы ударов.
Но он не рассчитывал, что шантажировавший его молодой нахал подготовлен как минимум не хуже. К тому же бил слишком высоко, позволив противнику поднырнуть под летящую ногу и выставить блок.
— Спасибо за подсказку про окно, — сказал Егор, но уже после того, как выключил запись.
В комнату потянуло холодом из-за выбитого вместе с рамой стекла.
Он отмотал на минуту назад. «Весна-202» сказала «сдохни» голосом Волобуева, не слишком чётко, но вполне узнаваемо.
Егор захлопнул дверь, не утруждаясь вознёй с замком, сдал внизу ключ от своей комнаты.
— Что там за шум был? — спросил администратор, на что уезжавший лишь пожал плечами. Его поколачивало от пережитого и совершенно не тянуло на разговоры.
Под окнами гостиницы начали собираться люди, обступая упавшее тело.
— Он жив! Звоните в «скорую»! — воскликнула какая-то женщина.
Егор сунул пакет Андрею, сказав, что доберётся до вокзала сам. Быстро пересёк площадь и поймал частника, кинув ему на панель сразу трёху:
— В КГБ!
Тот испуганно зыркнул и нажал на газ. Ехать было всего ничего, рубля бы хватило за глаза.
Вывеска «Управление КГБ СССР по Черниговской области», дублированная по-украински, не особо бросалась в глаза.
Дежурному на проходной он назвал псевдоним и попросил содействия связаться с УКГБ по Минску и Минской области. Прапорщик пропустил его внутрь, передав в ведение дежурного офицера в капитанской форме.
— Фамилия, имя, отчество? — первым делом спросил тот, отведя Егора в кабинет за дежуркой.
— Позвольте, я вам назову их, если разрешит минское начальство. Агент «Вундеркинд», куратор — майор Образцов Николай Николаевич, пятое управление. Только что из окна гостиницы на площади Ленина выбросился штатный сотрудник их отдела Артур Иванович Волобуев. Больше, простите, сообщить не могу. Минские коллеги поделятся всей необходимой информацией.
Дежурный помчался докладывать о ЧП вышестоящему начальству, Егор остался один.
Ждал он минут двадцать.
— Мы говорили с Минском. Подтверждено наличие агента «Вундеркинд», курируемого майором Образцовым. При первой возможности он свяжется с нами. Человека в бессознательном состоянии с тяжёлыми травмами госпитализировали.
— При нём должно быть служебное удостоверение, — напомнил Егор. — Табельное оружие — вряд ли.
Дежурный держал покер-фейс. Даже совпадение данных пока не вызвало перемены отношения.
— Поскольку вы белорус… В гостинице останавливался и выехал ансамбль «Песняры». Вы и пострадавший имеете к нему отношение?
— Да. Вы это узнаете сами, потому что у Волобуева должно быть с собой и удостоверение администратора филармонии, при которой состоят «Песняры». К сожалению, ни о чём другом сообщить не могу, подписка.
— Я ходил с женой на концерт, — капитан впервые сказал что-то, позволяющее заподозрить в нём живого человека, а не робота. — Вас не помню на сцене.
— Если бы я был Мулявиным, точно узнали бы. Но давайте закруглим разговор. Мне, право, неловко отказывать вам, оказавшему помощь и связавшему с Минском. И сказать больше не имею права. Полагаю, до звонка от куратора я на положении задержанного. Буду благодарен за койку в запертой комнате и через часик-два сходить в туалет.
— Завтракал?
— Да, спасибо. Пообедать не откажусь в вашем обществе.
— Обещаю. Ты же в Украине, здесь оголодать не позволят.
Образцова дали через час. Капитан деликатно вышел, закрыв дверь.
— Линия закрытая, Николай Николаевич? — на всякий случай переспросил Егор. — Худшие предположения подтвердились. Сафронов распространял наркоту в ансамбле с попустительства Волобуева. В Горьком они занимали один номер. Смерть Сафонова наступила в тот момент, когда Волобуев находился с ним в комнате наедине. Когда я сообщил Волобуеву о своих подозрениях, он с криком «умри» попытался выбросить меня из окна третьего этажа гостиницы. Но был столь неловок, что вылетел сам. Это далеко не всё. У меня есть доказательство, что Волобуев умышленно подготовил масштабную идеологическую диверсию, используя «Песняров». Он — не дебил, а враг. Сейчас, со слов коллег из Чернигова, отвезён в какую-то из клиник в бессознательном состоянии.
С того конца провода несколько секунд не доносилось ни звука, кроме помех.
— Выбрасывать его из окна было необходимо?
— Он на меня бросился, когда я находился попой к подоконнику и увернулся. Законы физики сработали.
— Ясно… Что за диверсия?
— Заставлял Мулявина ввести в репертуар антикоммунистическую песню.
— Ты в своём уме? Что, Мулявин сам не отличает — что можно, а что нельзя?