Фирсов увидел врагов своих, улыбнулся усталой улыбкою.Много пришло их на форум, желающих смерти героя,Каждую ветку они откомментили с адскою злобою.Эристической диалектикой пользуются, словно придумали оную;Инсинуации, провокации, подстановки – да, таково их оружие.Не гнушаются ложью они, и софизмы игриво используют,Аудиторию жаждут склонить к себе, черные сердцем.Узколобые, глупые, жалкие в своем дерзком и грубом нахальстве!Ваши смешные потуги – ничто рядом с мощью проректора Фирсова.Клавиатуру поближе подвинет, усядется в кресле удобнее,Включит погромче Равеля, и плеснёт себе легкого тоника.Десятипальцевый метод набора – вот его имя второе.Ума изворотливость и скорость в решениях – вот его сущность.Замирает вселенная, когда мыслить он начинает.Для вас же, несчастных, настал час расплаты и скорби, и плача.Через минуту-другую сгниют силлогизмы у вас в основаниях.Смеяться над вами начнут и забавные смайлики вешать,Под улюлюканье вы сбежите подальше, навеки позором клейменые,И будете водкой стремиться залить свое горе, но тщетно.Напрасно пытались поднять свою слабую руку на Фирсова,Куда вам, пигмеям, тягаться с титанами разума!
– Да вы просто материал для эпоса! – восхитился Траян.
– А вот мое любимое:
Я верил, я думал, и свет мне блеснул, наконец,Услышав мольбы, мне послал утешенье Создатель.О, Фирсов – апостол, пришел моей скорби конец!Я внемлю, я мудрых словес ученик-подражатель.Летящей громадой за Фирсовым силы гора,И гений его впереди меня манит, как бездна.Иду, и лучи его славы сияют в глаза,Я знаю, я знаю, мечта быть таким – бесполезна.Он волей своей в один миг покоряет людей,И с ним каждый шаг, каждый миг, каждый вздох – вдохновенье.Он властвует тайнами мира, поэт, чародей,Властитель вселенной! Спасибо тебе, провиденье!
«Гумилев!..» – «Он самый!..» Два проректора дружно смеялись; в кабинете тихо звучали фортепианные вещи французского музыкального гения, ровно потрескивал камин, в изысканном аромате коньяка угадывался легкий оттенок кокоса и личи, а за окном темная звездная ночь сковывала всякое движение яростным холодом.
– Как муза ваша поживает? – поинтересовался Фирсов. – На книжку еще не набралось стихов?
– Набралось давным-давно, и не на одну, – ответил Траян, баловавшийся поэзией, – но только я их не издал, а теперь поздно. Сейчас, если и издавать, то сразу «Избранное». А вот на избранное я точно еще не написал.
– Это решать не вам, отец Траян. Давайте мне все ваши стихи, я выберу лучшее.
– Вас, должно быть, не отпугнули те, которые вы от меня слышали? Странно, а я так старался самые плохие для вас озвучивать… Кстати, отец проректор, ведь совершенно неожиданно для себя самого я не далее как в минувший понедельник написал любовное стихотворение!
– Бросьте!
– Да-да, слушайте: