Альманах «Истоки». Выпуск 14

Был послушным послужникомШёл по жизни за посохом.Стал мятежным ослушникомВосхитительным ослухом!..Ждёт смутьяна-художникаПуть нежданный, нечаянный…И зовёт его БоженькаСам такой же отчаянный!..

и светло посмотрел на Поэта, да, как-то очень светло. Поэт сначала замялся, пожевал губу и прочёл медленно-медленно, даже с риском, что пафосно:

Аутодафе

Всё нынче кувырком.Торжественная свита…И лысина сокрытапод острым колпаком.Темно, прохладой ночь залита,невеста плачет под платком,друг побежал за огоньком,

толпа колышется сердито.Что тянут? Что ещё забыто?Привстал аббат с лицом бандита,кивнул. Монахи деловиты.И пробирает ветеркоммалиновое санбенито.Легко быть дураком.

Незнакомец протянул руку: «Я Юра, Юрий Александрович Влодов[4]. Но ты зови меня Юра. А ты?» «Я Зяма, Зиновий Маркович Рабинович по прозвищу Поэт», сказал Поэт и смутился, снова упав в геенну социально значимых признаков и именований. А Влодов рассмеялся и прочёл:

Переделкино

Лесная чаща без приметы.Вот этой ломаной тропой,Как сохачи на водопой,На полустанок шли поэты.Хрустел звериный шаг скупой,И были в сумерках заметныНа лбах морщины, как заметы,Лосиных глаз распах слепой…Пичуги били из кювета…

Плыла медлительная ЛетаРека, невидная собой…И клокотали до рассветаКолокола лесного лета —Зелёной Родины прибой…

и добавил: «Сонет сонету друг и брат. Они оттуда в нас глядят не так, как мы – в Стикс или Лету – они рождают в нас Поэта, они нас лепят, как хотят». И продолжил, не дожидаясь ответа:

В зерцало степного колодцаПроникну, как в детские сны…Я – пасынок русого солнцаИ пасынок рыжей луны…Я – Боженька, гость, полукровка,Не ведаю сам, кто таков…Как некая Божья коровкаВсползаю по стеблю веков…

Зяма снова осмелел и стал самим собой, и прочёл:

Литании напевной сереброЮродствующий танец.Бесхитростно бело

Лукавое летанье,Югорского шамана болеро.

и тоже продолжил почти без перерыва:

Как слышу, так и напишуиз слов, танцующих в балетепри солнечном и лунном светедоступное карандашу,и вечностью не дорожу,пока любовь не тонет в Лете.В бокалы музыку налейтея к флейте губы подношуи, просветляя дух, как встарь,веселья песенной беспечностью,я строю крылья, как кустарь.Ещё пронизан человечностьюизмен возможных календарьтам, где любовь граничит с вечностью.

и дальше, будто его понесло. А Влодов слушал, да действительно слушал:

Сна нет.

И снов не будет впредь.Не жди, что кто-нибудь приснится.Ни умереть, ни улететь,ни заново родиться.Всё наяву, и жизнь, и смерть,и исчезают лица,и сутки прекращают длиться,когда внимательно смотреть умеешь.Больше нет богов.А идолам молитьсялегко.

«Давай, ещё по одной», сказал Влодов. «Давай!» Влодов начал:

Над пышностью искусств, над сухостью наук,Как будто где-то вне… в абстракции… вдали…Вселенство во плоти, настырно, как паук,Сосёт из года в год живую кровь Земли…Спаси людей, любовь, от непотребных мук! —От жизни исцели! – от смерти исцели!..

А Зяма ответил: