Ненастный полдень…
Дождик мелкий
спадая с неба – душу мутит:
природа с нами снова шутит…
А в колесе уснула белка,
и плавают надменно рыбки
в аквариуме новомодном,
и воет пес в углу холодном…
И очертанья мира зыбки!..
Все растворилось в тихой дреме:
размякло сонное пространство
в движеньях призрачного танца,
в изгибах тягостной истомы…
Душа сочилась через тело,
перетекая в кислый морок
безликой тьмы…
И мыслей ворох
дорогу в сон искал несмело…
А дождь все шел, залив реальность
потоком капель запредельных,
что размывали миг отдельный
на ноты – вкрапленных в тональность
беззвучных сфер, где все едино,
где все бесплодно, безысходно…
Где только гулкий мрак холодный
объемлет тело, душу вынув…
Оцепененье… Время встало…
Все заполняет ступор, кома…
Размыты очертанья дома —
материя хранить устала
свои пустые очертанья
привычных стен, окон, подвалов —
и, разозлившись, разбросала
все атомы по мирозданью…
И нет меня – лишь слепок малый
с того, что называлось «духом» —
ни зрением, умом, ни слухом
не уловить мне в нем провалы,
что были созданы забвеньем,
небытия жестокой меркой…
Раздроблен дух – на сотни мелких
частичек, тлеющих мгновеньем…
И все вокруг – флер лицемерный?
«Душа» – лишь только блик туманный?
И зов Небес обетованных —
самообман лишь эфемерный?
И мир – иллюзии нагие?
А жизнь – пустой фрагмент без цели:
лишь круг вселенской карусели,
и… вылезай – теперь другие!
…Но вмиг все в фокусе собралось —
и снова я в привычном теле…
Но «я» ли это, в самом деле,
что от «меня» сейчас осталось?
Ах, да – мой пес, что воет вечно,
и рыбки, что молчат и в смерти,
и белка – в праздной круговерти
бежит по колесу беспечно…
И все!.. А «дух»? Ну да куда там!
Пустой мираж, фантом унылый…
И ритм жизни суетливой
ведет лишь к боли и утратам
своей души…
Лишь дождь по крыше
стучит, дневную зыбь смывая…
Грядет ли Благодать иная?
«Внемли, мой Бог!!!
…Увы, не слышит…»
Поэзия
Ольга Агеева, Москва
Печаль войны
Сиротство босоногое,
вкус супа с лебедой,
Повычеркнуто многое,
просолено бедой.
Деревня, безотцовщина
и грусть без баловства.
От слез-рыданий сморщена
певунья береста.
Негаданно, непрошено,
запамятав, поди,
Осколок, как горошина,
пригрелся на груди.
Один, мой одинешенек,
отец седой в сенях.
Война – ты жизнь как пошлину,
сбирала в деревнях.
Лишь грошеньки оставила
младенческих надежд.
Но не смогла ни крошеньки
закрыть их нежных вежд.
Мать – реченька пологая
у русских деревень,
Все детство босоногое,
как сахар твой ревень.
В Окопе (Калининский фронт. Июль 42 г.)