Я думаю, что в 1916 году Булгаков познакомился с Кошаровскими, знакомство продолжалось и в Москве / это могло частично отразиться в романе « Жизнеописание Степана Александровича Лососинова» Заяицкого и, если он знал о знакомстве Евдокии Петровны с Короленко – а этого она не скрывала, и гордилась этим, – то и в романе «Красавица с острова Люлю» (1926); в последнем романе я имею в виду аналогии: Прекрасная Тереза, которой король – может быть, Короленко, – подарил серебряного слона, – Евдокия Петровна, прекрасная садовница – Дарья Петровна, Морис Фуко – Булгаков/, что отношения Булгакова с Евдокией Петровной и Дарьей Петровной – это и есть несбывшееся в жизни Булгакова, которое мы ищем, – напоминали отношения Мольера с Мадленой и Армандой, что после ареста Павла Пантелеймоновича (14 февраля 1938 года) роман «Мастер и Маргарита» был срочно продиктован Булгаковым на машинку, «чтобы знали… чтобы знали», а после смерти Булгакова многие люди постарались вычеркнуть из памяти репрессированного (реабилитированного только в 1990 году) человека и его близких.
И это желание Булгакова – «чтобы знали» тоже осталось несбывшимся. Может быть теперь?… Замечу в скобках слова Булгакова о Маргарите:
«Меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!..
Она говорила, что с желтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец ее нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь ее пуста » не могут относиться к Е.С. Шиловской.Еще я думаю, что письмо, подписанное «Виктор Викторович Мышлаевский», которое Михаил Афанасьевич так бережно сохранял, от 14.12.1928 года, написано Павлом Пантелеймоновичем Кошаровским, и фамилия «МЫШлаевский» была дана герою «Дней Турбиных» по ассоциации с «КОШаровским», ведь судьба Кошаровского вполне могла стать судьбой Мышлаевского в дальнейшем.
(Кстати, об общих знакомых Булгакова и Кошаровских: в деле Кошаровского фигурирует некий Арнольд Борис Николаевич; у Булгакова же Арнольд Арнольдович упоминается в «Театральном романе», Иван Арнольдович – в «Собачьем сердце», Арнольд Савельич Якин – в «Иване Васильевиче»)
К сказанному добавлю еще, что Иван Ермолаевич после шести лет близкого знакомства с Павлом Пантелеймоновичем, в чем-то был его учеником, как и Иванушка – учеником Мастера, что имена Иван Ермолаевич и Иван Николаевич сходны по звучанию, а фамилии Ильющенко и Понырев вызывают одинаковые «водяные» ассоциации, что по семейным рассказам у Ивана Ермолаевича, когда он переезжал из родного села в Москву, в поезде украли сапоги, поэтому ему пришлось надеть галоши, подвязав их веревочками – история, похожая на происшествие с Иванушкой, и что в Москве Иван Ермолаевич долго был «без дома» – эти черточки могли послужить созданию образа Иванушки Бездомного.
Правда, антирелигиозная поэма никак не может быть связана с Иваном Ермолаевичем – папа, пока жил в селе, – до 35 лет, – пел в церковном хоре; у него был хороший голос – я помню, как они пели с мамой дома, отдельно – папа – арии Руслана, Мельника, Мефистофеля, Лепорелло, особенно часто – Руслана, мама – арию Маргариты, «домик – крошечку», вместе – «коробейники» – замечательно; и еще я помню, как он рисовал мне маленькой картинку рождения Христа. Так что антирелигиозная поэма принадлежит другому прототипу Иванушки.
Павел Пантелеймонович, Евдокия Петровна, Дарья Петровна, Иван Ермолаевич были необыкновенными людьми, я это чувствовала всегда, чувствовали это и другие… – С.С. Заяицкий и МА. Булгаков сделали их героями своих книг.
По-моему, и сочинение «Тайному другу» адресовано Евдокии Петровне, поскольку лишь к медику могут быть обращены слова: «Фенацетин, мой друг, КАК ВАМ ИЗВЕСТНО, конечно, не что иное, как пара-ацет-фенетидин» /Евдокия Петровна два года училась на медицинском факультете и работала медсестрой/, а слова: «ЕСЛИ БЫ ВЫ БЫЛИ ВОЗЛЕ МЕНЯ» в тексте: «если бы Вы были возле меня, наверно Вы сказали бы, что вряд-ли я догадался. Ах, неужто, друг мой, я уж действительно безнадежно глуп? Вы умнее меня, с этим согласен я…» можно было писать женщине, знакомой с автором раньше 1925 года, о событиях которого он рассказывает в этом сочинении /с Шиловской он познакомился лишь в 1929 году/, характер же адресата вполне адекватен характеру Евдокии Петровны.
Произведение «Тайному другу» – это прообраз «Театрального романа», в персонаже которого – Мисси – мы видим аналогию с Шиловской. Но Мисси и Тайный Друг совсем не похожи, у них не может быть одного и того же прототипа; значит, прототип Тайного Друга – не Шиловская.
/Как сочинение «Тайному другу» могло попасть к Елене Сергеевне (до сих пор считалось, что в одном из несохранившихся писем 1929 года Булгакова к Шиловской он сообщал о подарке, а затем вручил ей тетрадь с сочинением)? Что ж, если «Мадлена все простила, примирилась с госпожою Дебри», то и новая Мадлена могла примириться с новой госпожой Дебри и после смерти друга отдать его сочинение вдове./