Алоха из ада

Когда я выбрался восемь месяцев назад из ада, то был удивлён, как бульвар превратился в монохромную пустыню. На улице стояла мёртвая тишина, словно кто-то набросил поверх неё одеяло. Все дети на улице с пустыми взглядами, и пустые фасады магазинов. Было оживлённое движение, но даже машины звучали так, словно ехали на сахарной вате вместо бензина. Что-то высосало жизнь из этого места. Возможно, Кисси. Я до сих пор не знаю. Этот вариант Голливудского бульвара оживлённее, но я уже тоскую по приглушённой чёрно-белой версии.

Толпа представляет собой отмороженную смесь адовцев и проклятых душ. Это не забавный бунт давайте-перевернём-мусорный-контейнер. Этот из той серии, когда вы идёте друг на друга с ножами и трубами, сражаясь за еду, воду и лекарства.

Я прошёл от кладбища едва ли с полкилометра и уже могу сказать, что это место хуже, чем сказал Касабян. Люцифер никогда бы не позволил этому случиться. Если бы у Мейсона была хоть капля чёртового здравого смысла, он бы тоже не позволил. Когда ты рулишь королевством адовых убийц, первое, что делаешь, это обеспечиваешь, чтобы они были хорошо накормлены и как минимум полупьяны большую часть времени. Судя по тому, как эта банда разносит мясные лавки и универмаги, в их случае не то и не другое. (Да, в аду есть магазины и бары. Может, это и ад, но он лучше, чем сухой округ в Миссисипи[187]). И кто позволил бродить на свободе всем этим проклятым душам? Я видал всякую хрень, когда оказался в ловушке в Даунтауне, но впервые вижу душу в Пандемониуме, которую бы не пытали, не держали взаперти или на привязи. Если это в самом деле Пандемониум. А если нет, то, блядь, где я?

Пара сотен адовых жандармов занимают позиции на противоположных концах улицы, окружая толпу. Ад полностью основан на борьбе за власть и влияние. Люциферу не нравилось, когда слишком много власти сосредотачивалось в чьих-либо руках, так что в Пандемониуме два полицейских подразделения с пересекающимися территориями. И они ненавидят друг друга. Вместо того, чтобы утихомирить бунтовщиков, банды полицейских врезаются в них двумя сотнями ледоколов. Вооружённые оружием с резиновыми пулями и в тяжёлых бронежилетах, они прорываются сквозь толпу, чтобы загрести как можно больше добычи для своей стороны.

Я не задерживаюсь посмотреть, какая из сторон победит, потому что мне по хуй. Надеюсь, они быстро перебьют друг друга и уберутся с моего пути. Я пригибаюсь, натягиваю поглубже капюшон и направляюсь обратно на Гауэр. Возможно, если бы я схватил копа, то мог бы разными интересными способами выжать из него, где находится Элефсис, но, учитывая, что здесь их две сотни, с этим придётся подождать. Чего я сейчас хочу, так это срезать путь до Сансет и обойти кругом конкретно этот говношторм. Если это в самом деле ебанутая версия Лос-Анджелеса, то «Макс Овердрайв» отсюда недалеко. Я могу отсидеться, пока бунт не утихнет, и обдумать следующий шаг.

— Куда направляешься?

Какая-то рука вылетает из ниши закрытого магазина секс-игрушек и вцепляется мне в руку. Адовец, к которому прикреплена рука, одет в несколько слоёв рваных пальто, плащей и засаленных рубашек. Хеллспаун[188] — бродяга.

Я ничего не отвечаю. Просто смотрю и надеюсь, что чары смерти держатся.

— Есть что-нибудь из магазинов, чем хочешь поделиться? — спрашивает бомж.

— Для тебя, алкаш, ничего.

Он ухмыляется и облизывает губы, демонстрируя набор неровных серых зубов, словно кто-то забил битый цемент в его дёсны. Возможно, так Бог и держит в узде других ангелов Небес. Лучшей стоматологической страховкой.

— Есть закурить? — продолжает переть он.

Что-то ёрзает под его чумазым лицом. Похоже, проблема не с моими чарами. С его. Жаль, что я так медленно соображаю. К тому времени, как я узнаю его, он приставляет к моему горлу что-то очень тонкое и очень острое. Снабжённое двойными шипами. Вероятно, это то, что на земле назвали бы Вилкой Еретика[189]. Этот уёбок — не рядовой адовец. Это мальбранш[190], один из тринадцати рогатых ублюдков, которых Люцифер держал в качестве личного гестапо и отряда дознания. Даже другие адовцы ненавидят мальбранш. Моя спина всё ещё болит после меча Ризоэля. Последнее, чего мне хочется, это встретиться один на один с профессиональным потрошителем плоти.

— Похоже, для тебя наступили трудные времена, — говорю я.

— Для тебя наступят ещё хуже, если у тебя нет того, что я хочу.

Позади нас весело кипят беспорядки, но мы с мальбранш в этой нише находимся в своём собственном уютном маленьком мирке. Над нами разбивается бутылка, и мы оба рефлекторно отворачиваем головы, чтобы избежать летящих осколков, но это была случайность. Невзирая на то, что никто не обращает на нас никакого внимания, я продолжаю получать удары сзади, отчего моё горло опускается на вилку. Надеюсь, недостаточно для того, чтобы проткнуть кожу. Человеческая кровь была бы полным палевом.

Я смотрю на грязное лицо мальбранша. Его кожа под слоем грязи ярко-красная.

— Ты который из них? Рубиканте[191]?

Его смех высокий и слегка безумный.

— Ой-ой. Я до сих пор знаменит?