Альтаир

— Вы абсолютно правы, — сказал Лева, подвигаясь ближе. — Такие случаи можно видеть в троллейбусе, в пригородном вагоне — всюду. Но ведь это идет не от того, что… это самое… ребята не уважают старших, а просто их никто не останавливает.

— Значит, виноваты равнодушные люди, — разводя руками, заявил Афанасий Гаврилович.

— А сами-то вы предупредили ребят? — спросил Митяй.

— Неукоснительно. Но память у них короткая. Стоило мне уйти, как опять пошел дым коромыслом. — Профессор вздохнул. — Пришел помощник капитана и голосом, не предвещающим ничего хорошего, предложил ребятам спуститься на нижнюю палубу. Ребята подчинились, а получилось скверно, обидно за них. Нельзя же, чтобы молодой человек нашего великого времени, бывая в общественных местах, признавал авторитет только администрации и милиционера.

О многом говорил в этот вечер профессор Набатников. Он был искренним другом юности, но другом требовательным, а подчас и жестоким. Может быть, впервые студенты слышали от мало знакомого им человека столько суровых истин.

Слушая Афанасия Гавриловича, Лева Усиков беспокойно ерзал на скамейке. Кому же приятно, когда на тебя показывают пальцем.

А стоило. Вспоминались разные случаи. Например, забывая о присутствующих в вагоне пригородного поезда, он горячился, спорил с Митяем. А в это время рядом с ним сидела пожилая женщина и болезненно морщилась. Вероятно, у нее болела голова или ей было просто стыдно слушать глупый, бесполезный спор.

«Ведь то, что ребятам кажется верхом совершенства и остроумия, другие люди, постарше, поопытнее нас, оценивают совсем иначе», — подумал Лева, и ему стало совестно за многие свои поступки, в которых раньше не видел ничего худого.

Часто он «работал на зрителя», как это делают маленькие дети, заметив, что за ними наблюдают. В том же пригородном поезде, среди веселых друзей, Лева сыпал шуточками, говорил нарочито громко, чтобы все слышали. Оглядывался по сторонам: вот, мол, какой я интересный и остроумный! Но это никого не трогало.

Наконец один старичок, сидевший с газетой напротив, вежливо спросил: «Молодой человек, до какой станции вы изволите ехать?»

— Конечно, настанет такое время, — говорил Набатников, — когда я, уже дряхлый старик, с палочкой войду в трамвай — и сразу, как по команде, десятки юношей и девушек вскочат со своих мест, предлагая мне сесть. Пока это делают немногие, а некоторые стыдливо отворачиваются к окну. Настанет время, когда шустрый паренек не будет отталкивать меня от кассы в кино. Юные футболисты не станут гонять мяч у меня под окном, когда я работаю. Поздно ночью я буду крепко спать, зная, что милые юноши и девушки не разбудят меня крайне важным сообщением о том, что «нельзя рябине к дубу перебраться». Настанет такое время!.. Но простите меня, я хочу спать сейчас, пока не напала на меня старческая бессонница… Вы скажете — есть правила. Мой покой охраняет милиция. Все это верно. Я слышу в окно, как вежливый милиционер предупреждает веселую компанию. А мне стыдно за них и за нас самих. Плохо мы следим за вашим поведением, друзья. Иногда мне кажется, что об этом надо много писать и в газетах и в книгах… Они помогали и помогают нам воспитывать преданную родине, смелую и честную молодежь, которая, возможно, будет жить при коммунизме. Поэтому-то мы и хотим видеть нашу смену совершенной во всем.

Набатников замолчал, всматриваясь в розовую полоску на горизонте. Она как бы перерезала надвое ряды бесформенных темных туч. Собирался дождь. Ветер принес на палубу несколько крупных капель.

Афанасий Гаврилович собрался уходить, и Женя пригласил его посмотреть передачу «Альтаира». Он надеялся, что опыт и наблюдательность такого человека, как Набатников, будут полезными в поисках аппарата. Мало ли по каким данным профессор сможет определить местоположение теплохода. К сожалению, в каюте нельзя было развернуть громоздкую направленную антенну, чтобы с ее помощью определить, откуда приходит сигнал, а поэтому трудно узнать, обогнал ли «Горьковский комсомолец» своего тихоходного собрата.

Профессор сразу же согласился. Ему, как он говорил, попросту не терпелось увидеть передачу с «Альтаира».

— Наконец-то я получил официальное приглашение, — шутил он, направляясь в каюту студентов. — Демонстрируется новая телевизионная техника. Поехал отдыхать, смотреть на волжские закаты, любоваться полетом чаек, слушать соловьев у Жигулей, а тебя опять тащат в лабораторию. Нет, братцы мои, не жалуюсь! Так и должно быть, жизнь без техники невозможна. Мы-то к ней привыкли. И люди, которые ее не любят, не понимают, нам кажутся ихтиозаврами.

— Таких я что-то не видел, — возразил Женя, открывая дверь каюты и включая свет.