В этом лагере нас, командиров Советской Армии, оказалось пятьдесят человек из Моонзунда. Нас направили в Германию на станцию Вюльниц на шпалопропиточный завод. Переводчиком у нас был Леонид Фёдорович Андрианов, который наладил связь с подпольщиками немцами. Через него мы знали о действиях фашистов, знали, что 22 июня 1944 года готовилось покушение на Гитлера, имелась связь и с другими лагерями. В день покушения узники должны были восстать, разоружить фашистскую охрану и завладеть складами с оружием и боеприпасами. Был разработан план действия, о нём знали только Леонид Фёдорович и я. В неволе мы продолжали вести борьбу с фашизмом. Каждый пленный на своей подпольной работе имел задание и строго его выполнял. Мы часто выводили из строя кабель высокого напряжения. Неправильно привёртывали пластинки к шпалам, в буксы колёс вагонов насыпали песок, собирали пайки хлеба и готовили к побегу наших товарищей. К сожалению, бежать было очень трудно, всех ловили и возвращали обратно в лагерь, сажали в карцер и сильно избивали. Из всех, кто совершил побег, только один не вернулся, вернее сказать, его не вернули в лагерь. Это Анатолий Рогов, его судьба осталась неизвестной и поныне.
Когда линия фронта приближалась, нас стали перегонять подальше. Привели к реке Эльбе. Там стояло много железнодорожных транспортов, не успевших переехать на ту сторону Эльбы. Мост был разрушен, нас переправили на маленьком понтонном мостике и погнали дальше. Пригнали в какой-то город, разместили в домах, где жили американские и французские военнопленные. Союзные войска освободили этот город, и мы оказались на территории, занятой американцами. Голодные русские пленные успели побывать на продовольственном складе, прихватили питания и курева. Узнав об этом, американцам не понравились такие самовольства. Нам с Леонидом Фёдоровичем пришлось отвечать. Среди военнопленных я был старшим, а Леонид Фёдорович – переводчиком. Меня с Леонидом Фёдоровичем вызвали к американцам. Мы зашли в кабинет и увидели четырёх американских офицеров. Они сидели за столом, около каждого стояла бутылка виски и маленькая рюмка на тонкой ножке. Стол был заставлен всякой закуской. К нам они отнеслись дружелюбно, пригласили за стол. На столе лежали сигареты и пепельницы. Судя по тому, что американцы разговаривали с нами на английском языке и жестами, я понял, что они не знают нашего русского языка. Я сказал Леониду Фёдоровичу:
– Попробовать бы виски, сроду не пил.
Они поинтересовались у Леонида Фёдоровича, что я говорю. Он им перевёл, тогда они налили нам по рюмочке.
– Нам бы по гранёному, – сказал я Леониду Фёдоровичу.
Когда они услышали перевод этих слов, громко рассмеялись, один позвонил, и им принесли гранёные стаканы. Себе они налили по рюмочке, а нам по гранёному стакану. Выпили, закусили. Хоть мы были слабыми, но хмельное нас не брало, мы чувствовали ответственность, не могли ударить в грязь лицом. Русские всегда прикидываются простачками, но дело знают. Им казалось, что такая порция крепостью в сорок градусов нас моментально сшибёт с ног, но мы держались достойно и продолжали беседу. После такого радушного приёма мы поблагодарили за гостеприимство и ушли к своим.
Нас было много, теперь мы оказались главнее немцев. Они бежали, а мы преследовали и вооружались их оружием. Здесь на реке Эльбе мы встретились с нашими регулярными частями Красной Армии. Это были самые счастливые минуты в моей жизни. Сдали оружие. Нас собрали, распределили по железнодорожным эшелонам и направили в распоряжение Смоленского военного округа. Пятого декабря 1945 года я был уволен в запас.
Уехал в Орехово-Зуево к своей семье. О встрече писать не буду, она была трогательной. Началась мирная гражданская жизнь. Побывав в аду, посмотрев смерти в глаза, только тогда сможешь оценить эту жизнь, величие, красоту души русского человека и его добродушие, которые остаются загадкой для иноземцев.
Долго работал на предприятиях Народного хозяйства, был Ударником коммунистического труда, членом профкома. Вместе со мной по трудным дорогам и ухабам жизни шла моя верная жена Мария Васильевна. В 1941 году она эвакуировалась с острова Сааремаа с двумя маленькими дочками, Галочке было четыре года, Ниночке одиннадцать месяцев. Никаких сумок и чемоданов на пароход не принимали, под обстрелом и бомбёжками они семнадцать суток ехали до Гусь-Хрустального, голодные и грязные. Все пережитые ужасы не описать и не рассказать без слёз. В Гусь-Хрустальном она не остановилась, поехала в Орехово-Зуево к своим родителям. На вокзале их встретила сестра Василиса Васильевна. Началась борьба за спасение детей. Врачи сказали, что девочки в безнадёжном состоянии. У родителей была своя корова, бабушка стала отпаивать внучек парным молочком. Великая сила выживания победила – в родном доме и стены помогают, а тем более, когда рядом близкие и добрые родители и сестра.