Алтарь Отечества. Альманах. Том 4

Но ленинградцы были уверены, что их не оставят в беде. Военный совет Ленинградского фронта по указанию Государственного Комитета Обороны принял постановление о введении в действие автомобильной военной дороги через Ладожское озеро, как только толщина льда достигнет пятнадцати сантиметров. Начались разведки местности будущей трассы, делались аэрофотосъёмки, с помощью старожилов и рыбаков выбирались места для будущей магистрали.

Семнадцатого ноября 1941 года на лёд Ладожского озера спустился отряд разведчиков, возглавляемый командиром роты воентехником 2-го ранга Л.Н.Соколовым. Падающий снег порошил тонкий лёд, он скрежетал и ломался от ветра. Бойцы в целях безопасности обвязались между собой верёвками, и, опираясь на пешни с железными наконечниками, шаг за шагом продвигались вперёд. Миновали остров Зеленец, достигли села Кобона, по дороге ставили вешки для обозначения будущей трассы. Этим же маршрутом обратно возвратились в Кокарево. Согласно их разведке через пять дней был утверждён план трассы. Она начиналась от Осиновца и Кокарева, шла по льду бухты Петрокрепости, минуя остров Зеленец, до берегового села Кобоны.

От Кобоны до станций Заборье и Подборье Северной железной дороги трасса проходила через лесистые и болотистые места. Начальником трассы был назначен генерал-майор А.М.Шилов, военным комиссаром – бригадный комиссар И.В.Шишкин. Первым по трассе пустили конный обоз. Подводы шли медленно и доставили шестьдесят три тонны муки. Двадцать второго ноября прошло 60 автомашин с продовольствием. Одна машина утонула в полынье, водитель успел выпрыгнуть. Тонкий лёд не выдерживал полностью гружёные автомашины. Тогда стали загружать наполовину, вторую часть на санный прицеп.

«Седая Ладога издревле отличалась непостоянным, коварным нравом. Представим себе зеркальную поверхность огромного озера. Свирепый северный ветер гонит по льду снег, наметая высоченные сугробы, ломает и торосит лёд, образуя разводья и полыньи. В пургу и метель их трудно заметить. Бывали случаи, когда автомашины на полной скорости шли под лёд вместе с водителями и грузом. Сложность на трассе усугублялась сильными морозами, непрерывными воздушными налётами и артиллерийскими обстрелами дороги, проходившей всего в 12-15-ти километрах от южного побережья Ладожского озера, где находился противник. Водителям автомашин приходилось по нескольку раз в сутки совершать рейсы в тридцать шесть километров с западного берега на восточный и обратно, ежеминутно рискуя провалиться под лёд или погибнуть под разрывами бомб и снарядов. Но воинский долг, сознание ответственности за жизнь ленинградцев помогали преодолевать чувство страха и самоотверженно выполнять задания командования.

За состоянием и эксплуатацией военной автомобильной дороги внимательно следили ЦК ВКП/б и ГКО. По их указанию, когда противнику удалось занять Тихвин, была проложена автомобильная трасса от станции Заборье до Ладожского озера. На трассу направили дополнительный автотранспорт, построили несколько новых железнодорожных веток и станций. Железные дороги стали пропускать эшелоны с продовольствием для Ленинграда вне очереди. Повседневное руководство работой «Дороги жизни» осуществляли А.А.Жданов, А.А.Кузнецов, Н.В.Соловьёв, П.С.Попков, Т.Ф.Штыков. Сутками, без сна и отдыха находились на трассе генерал-майор А.М.Шилов и бригадный комиссар И.В.Шишкин». (Полковник Е.Зубаков. «Героический Ленинград»).

Систематические налёты вражеской авиации затрудняли передвижению автомашин. Враги безнаказанно с бреющего полёта расстреливали автомашины, обогревательные и санитарные палатки, взрывали лёд на трассе. Для борьбы с фашистскими самолётами были установлены зенитные орудия и большое количество пулемётов. Самолёты – истребители фронта и Краснознамённого Балтийского флота стали вести борьбу с фашистской авиацией. В числе авиации от КБФ была 12-я КОИАЭ. Её перебазировали на аэродром Новая Ладога. Технический состав был перевезён на автомашинах через Ладожское озеро по проложенной трассе.

Тебя видит Родина!

Опять боевой вылет. Лётчик уже сидел в кабине самолёта, привязанный ремнями, воздушный винт крутился на малых оборотах. Всё в порядке. Егор вскочил на крыло, посмотрел в кабину на показания приборов, нагнулся проверить открытие пожарного крана, коснулся комбинезона лётчика и уловил лёгкий запах неба, чистого, как после грозы. Самолёт взлетел. Егор посмотрел на свой комбинезон, промасленный и пробензиненый, и тихо про себя сказал:

– Стирал недавно, опять грязный.

Запах неба остался в его ощущениях, навёл на раздумье:

– Не с того конца начал изучать авиацию, – укорял себя Егор, – надо было приложить все старания, чтобы учиться на лётчика. Наверно, обо мне сказал Горький: «Рождённый ползать-летать не может».

Запах неба не давал покоя, и Егор продолжал казнить себя: