Алтарь страха

Дверь камеры отсутствовала, вместо нее стояла решетка из бериллиевых брусьев толщиной в дюйм. Подойдя к ней, он просунул голову между брусьями и оглядел коридор. Напротив располагалась глухая стена, а вот на его стороне по бокам находились такие же камеры, и, вероятно, они шли и дальше вдоль коридора.

Тряхнув решетку, он позвал:

— Есть тут кто-нибудь?

В правой камере тут же кто-то задвигался. Обитатель ее тоже подошел к решетке, но узники не смогли увидеть друг друга. Невидимый сосед Армстронга заговорил голосом пожилого человека:

— А, так вы пришли в себя? Я уж стал беспокоиться. За прошедшие пару часов я окликал вас раз десять. Как же они вас поймали?

— Сам не пойму. Что-то сверкнуло голубым светом, и я рухнул с таким ощущением, словно меня по башке шарахнули. Где это мы находимся?

— Это я мог бы и у вас спросить. — Сосед помолчал, затем сказал: — Во всяком случае, коли вы наконец пришли в себя, вы могли бы ответить мне на один вопрос, очень важный.

— Валяйте, — согласился Армстронг, безуспешно пытаясь просунуть голову еще дальше.

— Что такое жизнь?

— Простите?

— Что такое жизнь? — повторил сосед.

— А кого это волнует?

— Меня. И очень. Я должен получить ответ на этот вопрос любой ценой. Иначе я рискую шеей. Ее могут мне свернуть. А то и что-нибудь похуже сделать, если вообще существует что-то похуже. Не знаю. Но я должен получить ответ на вопрос. На этот вот вопрос: «Что такое жизнь?»

Ухватившись за решетку так, что побелели суставы, Армстронг проговорил сквозь сжатые зубы:

— А кто задает этот вопрос? И кто хочет получить ответ? Кто кому грозит свернуть шею и почему?

— Если я тебе все это расскажу, — огрызнулся человек из соседней камеры, — ты задумаешься над услышанным и перестанешь размышлять над моим вопросом. Так что дай мне хороший ответ на мой вопрос, а потом уж я расскажу тебе все то немногое, что знаю. — Он замолчал, закашлялся, затем продолжил: — Тебе придется поднапрячь мозги, ежели таковые у тебя существуют. И твоя очередь — следующая. Один вопрос — и, я надеюсь, ты отыщешь ответ!

— И что же это за игра такая? Викторина?

— Игра, в которой правила диктуют они! И проигравший отправляется в могилу!

— Да ты спятил! — решительно объявил Армстронг.

Он отошел от решетки, рухнул в кресло и злобно уставился в стену. Неужели его упрятали в психушку? А из таких заведений, судя по всему, выбраться почти невозможно. Но если так, кто его сюда посадил и с чьей санкции? Неужели с помощью таких методов власти убирают с пути нежелательных любопытных? А может быть, его пребывание как раз и является доказательством того безумия, что недавно овладело им?

Его задумчивый взгляд скользнул по книгам на полке, но глаза ничего не увидели, а слух улавливал лишь нескончаемое бормотание соседа по подземелью. Если бы с ним хотели расправиться, то давно бы уже сделали это. Разве что надеются что-то узнать, прежде чем отправить в вечность. Возможно, именно ту таинственную информацию, за которой охотился и светловолосый. Вряд ли от него потребуют удовлетворительного ответа лишь на один вопрос. Верх дебилизма — покупать жизнь ценой единственной мудрости. Его безумный сосед нес какую-то чушь!

Что такое жизнь?

Он гнал этот вопрос от себя, но тот настойчиво вновь и вновь всплывал в его мозгу. Наконец, не выдержав и почувствовав, что может сойти с ума, Армстронг вскочил с кресла и подошел к решетке.

— Эй! — окликнул он невидимого соседа. — А ты как думаешь, что такое жизнь?

Сосед, перестав бормотать, ответил:

— Когда я был маленьким, меня учили, что жизнь есть ступенька перед более высокими явлениями. Такой ответ я должен дать. Но предположим, что он окажется неудовлетворительным? Предположим, что, выслушав этот ответ, они заберут меня отсюда и... и...

— Ну? — не выдержал Армстронг.

— Не знаю. Я не уверен, что этот ответ правилен, а он должен быть правильным! Ты сам почувствуешь потребность в правильном ответе, когда спросят тебя.

Пропустив мимо ушей это зловещее предупреждение, Армстронг решительно спросил:

— А сколько еще определений ты придумал?

Сосед помолчал, затем задумчиво произнес:

— Жизнь — это рост.

— Так ведь и кристаллы растут, — заметил Армстронг.

— Значит, ответ неверен. А как насчет того, что жизнь — это движение?

— Но, например, деревья не могут двигаться по собственной воле.

— Зато они растут. А рост — форма движения.

— И планеты движутся. А также спутники, астероиды и прочие неживые предметы.

— О Господи помилуй, уж если ты занимаешься софистикой, то и они смогут. Я придумал уже дюжину определений, но все они с изъянами. — Усталый голос выдавал нервное напряжение. — А им достаточно всего лишь одного изъяна. — Он помолчал, затем вновь заговорил: — А если бы тебя спросили, что бы ты ответил?

Армстронг надолго задумался, затем нерешительно произнес:

— Я бы сказал, что жизнь — штука сложная. И стоял бы на своем.

Сосед отозвался без энтузиазма:

— Спасибо! Я подумаю над этим. — Не слыша дальнейшей информации, он отошел от решетки и вновь что-то забормотал.