— Ешь. Не ешь. Это твое путешествие. Но пока выпей, потом почеши.
Я смеюсь. У Иминя есть чувство юмора, помимо того, что он заставляет меня пить чай с мочой. Я бы никогда не догадалась. Он улыбается. Мне интересно, у него когда-нибудь
В течение следующей недели я ем твердую пищу, сохраняя плотность питания, но высокую калорийность. Я также делаю приседания и отжимания, чтобы подтянуть свои запущенные мышцы.
Мы переносим все из спален на основной уровень и в гараж. Гараж заполнен инструментами и гирями. Много гирь. Теперь я понимаю, почему Тео тверд как бык.
Расчистка верхнего этажа заставила все мои растения перенести на основной уровень. Он, казалось, прекрасно их переносил, пока их все не пришлось запихнуть на кухню и в гостиную.
Он ворчит, освобождая место для своей походной кровати на ночь. Я слышу его сквозь тонкие стены ванной комнаты, которую мы теперь делим с кухней. Я поправилась более чем на килограмм, но мое отражение в зеркале все еще выглядит немного исхудавшим. Мои волосы уже давно стали естественными, больше никаких выпрямлений, но Тео ничего не сказал. Не может быть, чтобы он не заметил. У меня есть искушение отрезать их в ближайшее время, очень коротко. Может быть, если я смогу набрать еще килограмм, я сделаю это.
— Ты сможешь, — шепчу я себе, открывая дверь, на мне только черный лифчик и подходящие трусики.
Тео склонил голову, глядя на экран своего телефона, сидя на своей походной кровати на кухне, окруженной растениями. Он в тренировочных шортах, без рубашки, а его волосы уложены, а не завязаны назад, как это бывает, когда он работает.
— Тео?
— Эти гребаные растения должны исчезнуть. — Он не поднимает глаз.
Я прочищаю горло.
— Тео?
— Что? — он по-прежнему не поднимает глаз.
Я маневрирую, пробираясь через джунгли. Он задерживает руку, и я понимаю, что он видит мои босые ноги и ступни. Очень медленно он позволяет своему взгляду подняться вверх по моему телу.
— У меня зуд.
Его губы раздвигаются, а тяжелые веки моргают один раз, как будто он упивается мной.
— Где? — это глубокий, горловой шепот, который посылает мурашки по моей коже.
Потянувшись вниз, я беру его теплую, мозолистую руку и кладу ее между своими грудями.
— Лучше?
Я не знаю, плакать ли мне от смущения или смеяться, потому что где-то на этом пути я потеряла свой мотив соблазнения. Тео ничего не выдает. Он мог бы просто сказать «нет», но он этого не сделал... так что вот оно. Однако это мало помогает моему уязвленному самолюбию и моему зуду.
— Да, — говорю я лягушачьим голосом и медленно киваю. — Спасибо.
Мои губы кривятся в сторону. Теодор Рид остается невозмутимым. Я поворачиваюсь и делаю два шага в сторону гостиной, останавливаясь, когда рука скользит по задней части моих трусиков, сжимая их в кулак, словно я его собственность. Мое сердце ударяется о грудную клетку, когда я делаю быстрый вдох, и мое тело вспыхивает.
Тео тянет за трусики, заставляя меня отступать на шаг. Я рада, что стою к нему спиной, чтобы он не видел, как я напугана, возбуждена и заведена в этот момент.
Он отпускает мои трусики и ... о боже... он проводит ногтями своих рук по задней части моих ног. Его ногти не длинные, но они впиваются в мою кожу настолько, что пробуждают каждую клеточку моего тела. Когда он достигает моих лодыжек, он скользит руками вокруг и царапает путь вверх по передней части моих ног.
Медленно.
Контролируемо.
Доминирующе.
Мои мышцы напрягаются под его прикосновениями.
Мои губы раздвигаются, выпуская беспорядочные, тяжелые вдохи, когда он зарывается пальцами в мои трусики и спускает их вниз по моим ногам. Я подпрыгиваю, ухмылка растягивается на моих губах, когда его борода щекочет мою спину. Он прижимается ртом к моей коже, а его руки бродят по моим ногам, животу, рукам, шее, царапая и трогая меня везде, кроме груди и пульсирующего центра между ног, который тяжелеет и очень нуждается в этой пресловутой царапине.
Каждый поцелуй вдоль моей спины становится все более интенсивным.
Губы.
Язык.
Зубы.