Алый камень

Возможно, никогда не наступит день, когда он сможет полностью отпустить себя. Я думаю, что месть — это очень животная часть человеческого поведения, которая заложена в каждом из нас с рождения. Даже на самом базовом уровне материнского инстинкта — защитить своего ребенка — у людей есть такая способность. И как некоторые животные, мы можем приручить ее, контролировать, но она никогда не исчезает полностью.

Глава 37

Теодор

Улыбка на моем лице кричит о жалком ничтожестве. На краткий миг я забываю, что внутри меня все еще идет война. Возможно ли — возможно ли, что я все неправильно понял? Неужели моя цель — женщина передо мной? Потому что я не могу перестать ухмыляться. Скарлет Стоун на Тайби — это взгляд на женщину, которая настояла на том, чтобы у нее была своя лошадь для верховой езды, на женщину, которая скакала на ней с такой властностью, что у меня затвердел член, на женщину, которая сейчас обнимает нежного гиганта и смотрит на меня таким взглядом, будто говорит: «Мы можем его оставить».

— Попрощайся.

— Я хочу украсть его. — Она одаривает меня ухмылкой Чеширского кота.

Если бы это сказал кто-то другой, я бы рассмеялся. Что-то подсказывает мне, что, если бы ей дали шанс, она могла бы украсть этого породистого коня. Я не даю ей такого шанса.

— У меня есть кое-что еще, на чем ты можешь покататься.

Две идеальные брови вздергиваются.

— Я слушаю.

— Может быть, мы оставим лошадь и украдем хлыст.

Она целует лошадь и целеустремленно направляется ко мне.

— Кожаные сапоги для верховой езды тоже было бы здорово.

Моя гребаная молния вот-вот лопнет.

— Это точно.

— Встретимся в грузовике, мистер Рид.

Она проходит мимо меня.

— Куда ты собралась?

— Хочу своровать хлыст.

Продев палец в петлю ремня ее джинсов, я притягиваю ее к себе и перекидываю маленькое тело через плечо.

— Эй!

— Шшш. Ты напугаешь лошадей. — Я шлепаю ее по заднице.

Она борется всего две секунды, прежде чем ее тело обмякает. Я люблю ее капитуляцию.

Я вонзил нож в ее спину.

Я приставил нож к ее горлу.

Я угрожал убить ее.

И все же… она отдает мне все. Почему, Скарлет? Я никогда до конца не пойму, как ты это делаешь.

Ее руки тянутся к задней части моей рубашки, приподнимая ее, пока я не чувствую тепло ее губ на своей коже. Идя к грузовику с лучшей частью этого мира, висящей у меня на плече, я закрываю глаза на несколько вдохов. Смогут ли сто пятнадцать фунтов сексуальности, нахальства и упрямства спасти меня? Клянусь Богом… Я думаю, что это возможно, и я понятия не имею, что делать с этой возможностью.

Я отпираю грузовик и снимаю ее со своего плеча, усаживая на сиденье. Она хватает мою рубашку и притягивает меня к своим губам. Нет никого более недостойного этого момента, чем я. Скарлет нравится идея кармы. Но не мне. Карма никогда бы не отдала мне эту женщину. Меня устроит, если карма умрет в космической катастрофе до того, как мое имя появится в ее списке «Забитом до отказа».

Отступая назад, я пытаюсь скрыть гребаный страх, который пожирает меня изнутри. Момент, когда я сдался ей, был моментом «брось все оружие, подними белый флаг», который оставил меня до смерти напуганным и полностью уязвимым.

— Я… — Я даже не могу говорить, преодолевая страх. Это живое существо, пульсирующее в моем горле.

Ее руки прижимаются к моим щекам.

— Ты прощен.

Я не заслуживаю ее.

— Но не забыт, — шепчу я. Она никогда не забудет то, что я сделал. Это просто человечески невозможно. Иногда я хочу невозможного.

Выражение ее лица не меняется.

— Моя голова неразборчива в воспоминаниях, но мое сердце уже забыло.

Я не хочу двигаться. Черт, я не хочу моргать. Думаю, если бы я мог оставаться потерянным в ней достаточно долго, я мог бы отпустить все, и мое прошлое действительно не имело бы значения.

— Пойдем. — Я прикусываю ее нижнюю губу и дергаю ее, пока она не смеется.

— Куда мы идем?

— Увидишь. — Я ухмыляюсь и закрываю ее дверь.

Скарлет

— Где мы? — Я оглядываю высокие, спутанные деревья и заросли сорняков, скрывающие серый двухэтажный дом.

— Это место, где я вырос. — Он глушит грузовик и смотрит в окно, как будто чего-то ждет. Смелости?

— Кто здесь сейчас живет?

— Никто.

— Кто им владеет?

— Я. — Он хмурится, взгляд устремлен прямо перед собой.

— Ты пытаешься его продать?

Тео качает головой, а затем выходит из машины. Я следую за ним, пока он пробирается через высокую траву, проросшую сквозь кирпичную дорожку, которая ведет к крыльцу.

— Братья и сестры?

Он качает головой.

— Сколько тебе было лет, когда вы сюда переехали?

— Я жил здесь с самого рождения, пока не переехал в квартиру на первом курсе колледжа. — Поставив ботинок на первую ступеньку крыльца, он переместил свой вес вперед, словно проверяя ее. Белая краска выцвела, оставив гниющие доски с трещинами и дырами. Она скрипит, когда он поднимается.

— Когда ты был здесь в последний раз?

Держась за колонну на вершине крыльца, Тео испустил вздох.

— В тот день, когда нашел тело своего отца. — Он опускает голову, а костяшки его пальцев белеют от крепкой хватки за колонну. — Его лицо было неузнаваемым, — шепчет он.

Нижняя ступенька снова скрипит, когда я ступаю на нее.