Алый король

Нигде не задерживаясь, легионер болезненно хромал к упирающимся в небо вершинам. Спустя много дней, коим Амон потерял счет, он вскарабкался за облака, но боль в позвоночнике стала настолько невыносимой, что ему приходилось ползти на окровавленных ладонях и саднящих коленях. И все же он не останавливался, пока силы не оставили его.

Мерзлое плато — пороговая область, где преграды между мирами были тоньше мысли, — открылось ему как раз в ту минуту, когда он подумал о возвращении. Стеклянистую поверхность площадки, усеянную поваленными мегалитами, расчерчивали колоссальные геометрические фигуры. Нечто подобное в старину создали насканцы[100] — вымерший народ, который неразумно жаждал привлечь к себе взоры богов.

По плато текла пенящаяся река, сиявшая в свете звезд; начало она брала в развалинах громадного дворца, неприятно знакомого Амону. Когда-то грандиозные чертоги и внушительные колоннады с течением немыслимого не-времени осыпались настолько, что прежние их очертания едва угадывались.

Река струилась по вырезанным в скале линиям — то резво и прямо, то лениво петляя. Где-то ее поток образовывал маленькие озерца, а где-то стремительно несся, вспоротый обломками кладки.

«Неужели Магнус здесь?»

Страдая от боли, советник поднялся на ноги и вдохнул полной грудью воздух, напоенный энергией. Амон заковылял по плато, чувствуя, что каждый изгиб тропы может открыть ему нечто новое, нечто непознаваемое. Фантомы иных миров мелькали на краю поля зрения, дразня Амона миллионами картин неведомых мест и эпох. Единственный неверный шаг унес бы воина за пределы всего, известного ему прежде.

«И кто знает: возможно, этот шаг уже сделан?»

— Я ищу Магнуса Красного! — воскликнул легионер, и эхо его голоса провалилось в трещины между мирами. Каких пределов достигнут слова Амона? Кто услышит их, как поступит под их влиянием? Люди создавали целые религии на основе гораздо более скромных откровений. Осознав, чем могут отозваться бездумные речи в месте, наполненном подобной мощью, советник замолчал.

Он сосредоточился на ходьбе, следя за тем, как его стопы поочередно поднимаются и вновь опускаются на твердую поверхность. Левая нога искривилась, правая твердо и уверенно отталкивалась от промерзшей скалы. В корке льда отразилось исхудалое лицо Амона: за десятилетия поисков опустошенный воин почти утратил надежду и превратился в тень себя прежнего.

«Десятилетия? Скорее века…»

Ветер принес тихий протяжный стон — или причитания?

Подняв глаза, легионер увидел, что из руин дворца выходит похоронная процессия. Создания в присыпанных пылью траурных багряных рясах, скрывающие лица под капюшонами, несли на плечах громадный одр из щитов. С каждой стороны носилки держали по семь участников скорбного хода, еще один возглавлял шествие.

У его лица парил массивный гримуар, страницы которого переворачивались сами по себе, и, пока группа шагала вдоль течения реки, ее лидер читал вслух. За процессией тянулись эфирные призраки, воплощавшие раскаяние; когда Амон захромал вперед, муки от ран впились в него с прежней яростью.

Плакальщики остановились возле крутой излучины, где над бурлящим потоком висела пелена водяной пыли. В речной пене мерцали образы иных мест и других времен — светлых краев, что не ведали войн и страданий.

Подойдя ближе, Амон понял, что на щитах покоится тело космодесантника в багряной броне с отделкой цвета слоновой кости. Руки ему скрестили на груди, поверх них возложили шлем.

— Утизаар, — произнес советник.

Существа вскинули головы, и под их клобуками легионер увидел разные лица Магнуса: бледнокожие или покрытые рубцами, отмеченные татуировками или клеймами. Объединяло созданий лишь то, что каждому из них в наказание за убийство вырвали и второй глаз. Пока слепцы оборачивались к Амону, он подступил к лидеру процессии и сдернул с него капюшон.

У воина перехватило дыхание.

Перед ним предстал Алый Король. Не ипостась, не осколок примарха, но он сам. И все же советник не заметил во взгляде отца ни проблеска узнавания, только ужас.

Нечесаная копна волос Циклопа свалялась, как у дикаря, кожа посерела: горечь потери лишила его жизненных сил. Он единственный из существ-аспектов сохранил зрение и смотрел на Амона со злобой, ошеломившей легионера.

— Отец… — начал тот.

— Ты! — рявкнул примарх, ткнув его пальцем в грудь. — Рыцарь Магнуса! Из тех, кто возомнили себя богами! Вы обещали людям просвещение, но принесли только тьму и погибель! Что за высокомерие! Что за гордыня! Как вы смели поставить себя выше всех остальных?

— Нет, всё не так…

— Я потерпел неудачу, — сказал Циклоп, и его гнев сменился усталостью, проникшей до глубины души. — Зашел слишком далеко, не послушал предостережений тех, кому было лучше знать. И погубил всех нас.

— Мой господин!.. — вскричал Амон.

Меж тем плакальщики сняли с плеч одр из щитов, готовясь спустить тело Балека Утизаара в реку.

— Никакой я не господин, — отозвался примарх, опустившись на колени у кромки воды. — Может, в прошлом я и был достойным человеком, но теперь я никто.