Амалия и генералиссимус

Я повернулась. Самые счастливые минуты моей жизни кончились. По траве от ворот, где поворачивал свою рикшу и уезжал пуллер, шла Дебби, совершенно не скрывая револьвер в руке — она беззаботно помахивала им. Поздно было лезть в сумочку.

Я ошиблась. Или она очень торопилась домой. Или я потеряла счет времени.

Золотые локоны на ее голове весело подрагивали в такт шагам. Птицы все так же пели — «ки-а!».

— Окончательно выздоровел, дружочек, — сказал она, выговаривая слова так, будто была еще на сцене. — Жаль, что уже не пригодишься. А ты так и сиди там, на травке, полицейская собака, и рукой не двигать.

Я посмотрела на длинные мясистые стебли травы на газоне, они были очень близко, между ними растут, оказывается, крошечные цветочки небесной синевы, ползают муравьи и что-то еще помельче.

— Ну, что ж, — остановилась Дебби в полутора ярдах от нас, — сейчас вы оба уляжетесь смирно рядышком. А я, пожалуй, поеду, вот только позвоню одному дураку. Кто из вас кого свяжет? Ну, допустим, так: ты, Роберт, или как там тебя зовут на самом деле, встаешь медленно, и дальше делаешь то, что я буду говорить.

Револьвер в ее руке походил туда-сюда, беря в прицел то мою голову, то Элистера, потом твердо остановился на нем.

Я посмотрела не него и увидела, что глаза Элистера смеются. Он как-то сразу перестал выглядеть больным. Я была готова поклясться, что он получает удовольствие от происходящего.

Правда, движения его были все так же неуклюжи. Он попытался нащупать ногой опору под гамаком, тихо выругался и начал с трудом вставать, бережно подхватив зеленоватого кота под лапы.

А дальше была сцена, которую я не забуду никогда.

В следующее мгновение по воздуху, пересекая разделявшие Элистера и Дебби полтора ярда, полетел кот Картер Безымяу, чуть раскинув лапы с оттопыренными когтями и прижав уши, с хищным восторгом на физиономии.

— А, — успела сказать Дебби перед тем, как когтистые лапы вцепились в нее, а кот превратился в нечто наподобие горжетки.

Руки жертвы в таких случаях делают инстинктивное движение, хватая зверюгу за шерсть на спине. Дебби, кажется, сообразила, что происходит, но поздно — дуло ее револьвера отклонилось и оказалось направлено куда-то в крону мангового дерева. А Элистер уже твердо стоял на траве, он успел вытащить из кармана такой же револьвер, и вот его дуло не качалось, смотря Дебби в лицо.

Потом он сделал шаг вперед, левой рукой избавил ее от оружия, пробормотав что-то вроде «извините, леди».

За долю секунды до того, видела я, она бы все-таки могла дернуть рукой и выстрелить ему в лоб. Но не успела.

Я вздохнула и поднялась на ноги. Затем все-таки залезла в сумочку и, порывшись, вытащила свое позорное оружие.

— А если бы она его ударила или нечто в этом роде? — спросила я Элистера с упреком.

— Что, англичанка? — удивился он. — Кошек она не обижает. Она по другой части. Лучше бы наоборот, если уж выбирать. И поэтому, Амалия, твою игрушку надо держать направленной вот сюда — ей в колено. Мой револьвер держи тоже, левой рукой, целься ей сюда, в живот. И если что, стрелять надо без жалости. Она убила двух человек, и никого не жалела.

— Итого, получается, четыре, — сказала я. — Еще твоего коллегу Таунсенда и некоего Вонга.

И, скорее всего, доктора, добавила я молча. Значит, пять. Неплохо.

— Таунсенд убит? Вот, значит, почему я не мог до него добраться. Мне следовало бы догадаться, — сказал Элистер, подходя к Дебби сбоку и вытянутыми руками избавляя ее от Картера Безымяу.

Честное слово, я видела краем глаза, что эта тварь не только не обиделась на Элистера за полутораярдовый полет — она еще потерлась о его щиколотку ушастой головой, перед тем как беззвучно удалиться в сторону бунгало.

— Продолжаем держать обе руки на курках, — сказал мне Элистер, отходя от Дебби и засовывая ее револьвер в карман. — Она сказала — мы уляжемся смирно и рядышком. Не очень хочется думать, что она имела в виду. А вот насчет связать — абсолютно правильная мысль… Амалия — держим прицел.

Он мягко, уже совершенно нормальным движением, присел со мной рядом, как бы случайно коснувшись моего бедра стриженой головой — да что там, прислонил к этому бедру голову.

— И не жмуриться, — строго предупредил меня снизу голос Элистера, почти шепотом.

Нет ничего более естественного и правильного на свете: две большие и теплые мужские руки поднимаются вверх по моей ноге, под юбку, и нащупывают никелированную скобочку, там, где эта скобочка прижимает невесомую ткань чулка к бугорку застежки. Поднимают эту, а потом вторую скобочку с большим знанием дела и, чуть задерживаясь сухими ладонями на коже, спускают чулок до самой пятки.

— Ах, вот еще, значит, как, — сказала Дебби, наблюдая за нашими лицами.

К твоей дрянной бледной коже, молча сообщила я ей, сейчас впервые в жизни прикоснется парижский чулок за двенадцать долларов. Вот только кожа эта будет не там, где надо, а на запястье.

Потом устыдилась.