Амалия под ударом

– Похоже на то, – проворчал следователь. – Ладно, ничего больше мы из этой дороги не выжмем. Давайте возвращаться в Ясенево, Амалия Константиновна.

И они бок о бок двинулись по дороге в направлении усадьбы Орловых.

– Скажите, Александр Богданович, – внезапно выпалила Амалия, – что мне делать?

– Вы просите у меня совета? – Он хмуро улыбнулся.

– Да.

– И вы не обидитесь на меня, если я вам его дам от чистого сердца?

– Я никогда не обижусь на вас, Саша.

– Хорошо. Тогда собирайте вещи, отправляйте Дашу и, ни с кем не прощаясь, уезжайте в Москву, а оттуда – еще куда-нибудь. Чем дальше от Ясенева, тем лучше.

Амалия нахмурилась. Бежать? Но куда? К славной, но невыносимой тетке Ларисе Сергеевне? В полтавское имение, которое, наверное, в этот самый миг Аделаида Станиславовна распродает по частям? Боже мой! Ах, как скверно, что у нее нет денег! Без денег далеко ли убежишь? Положим, на билет до Москвы хватит; а что потом? Смотрины у каких-нибудь Храповых? Слюнявые ухаживания старика вроде Дубовицкого? И вечное ощущение того, что ты обуза для своих родных, товар, который они не знают, куда пристроить?

– И еще одно, – добавил Зимородков, – самое главное. Где бы вы ни были, не подпускайте к себе никого из тех, с кем вы общались этим летом здесь, в Ясеневе.

– Никого? – эхом откликнулась Амалия.

– Никого, – твердо ответил Саша. – Даже меня. Для вашей же безопасности.

– И Мари? – спросила Амалия, через силу улыбаясь. – Но ведь вы же только что сказали…

– Да, я помню. Но я помню также, что Новый год она с родными встречала в Париже, вот в чем дело.

Париж. Столица мира. Адриенн… как там ее… Опера. Новое здание, выстроенное господином Шарлем Гарнье в правление Наполеона Третьего. Роскошное, что и говорить. Когда императрица Евгения пожелала узнать, в каком стиле оно построено – барочном или классическом, – архитектор, говорят, брякнул: «В императорском, мадам!» Лукавил, конечно, как любой царедворец. Ибо каждый настоящий мастер творит только в одном стиле: в своем собственном. Но вышестоящие так любят угодничество… И то, чего ты вовсе не думал, навек остается в истории, которая ценит хлесткое словцо превыше самой важной битвы. Почему Наполеон стал великим? Да потому, что сказал: «От великого до смешного один шаг», и за одну такую фразу ему простится десяток Ватерлоо, если не больше. В начале было слово, и слово повелевает миром.

– Так вы уедете? – настойчиво спросил Зимородков.

Амалия мотнула головой:

– Не знаю. Не спрашивайте меня.

Можно написать матери, объяснить ситуацию. Только ведь прекрасно известно, что за этим последует. Перво-наперво она упадет в обморок, а очнувшись, заявит, что Амалия все выдумала нарочно, чтобы ее огорчить. Нет, не будет мне от нее никакого толку. Как никогда и не было, с беспощадной ясностью заключила Амалия. Надо рассчитывать только на свои собственные силы. В чем-то они с Зимородковым ошиблись, но только в чем?

– Э-ге-гей! Амели! Амалия Константиновна!

Охотники возвращались с охоты. Они разрумянились, были приятно возбуждены и весело галдели.

– Где ты пропадала? – крикнула Муся. – Нам тебя не хватало!

– Мы уж думали, не застряли ли вы в каком-нибудь болоте! – добавил Орест.

Граф Евгений неприязненно поглядел на следователя.

– Надо же, и вы здесь? Я думал, вы десятый сон видите, милейший.

– А мы поймали лису! – сообщила Муся. – И еще Эмиль подстрелил ворону.

– Я думал, это утка! – оправдывался журналист под дружный хохот собравшихся.

Амалия быстро обернулась к Зимородкову.

– Не говорите им ничего, – прошептала она. – Сначала надо осмотреть подковы и найти ту, в которой не хватает одного гвоздя.

Следователь кивнул.

– Как только мы приедем в Ясенево, я этим займусь.

Орест Рокотов подъехал к Амалии и, глядя на нее своими ясными зеленоватыми глазами, спросил, как она себя чувствует.

– Мне кажется, вы немного бледны, – сказал он.

Амалия живо ухватилась за этот предлог.

– Кажется, я немного простыла, – с улыбкой объяснила она.

Орест снял с себя плащ и набросил ей на плечи. Внезапно она заметила обращенный на нее пристальный взгляд Евгения: ничего особенного в нем не было, но ей отчего-то сделалось тревожно и неуютно.

Охотники гурьбой подъехали к усадьбе и спешились. Амалия передала повод слуге и поспешила в комнату к Зимородкову, где на кровати осталась лежать та самая простреленная шляпка. У Амалии не выходила из головы мысль, что по отверстиям на ней они смогут хотя бы приблизительно определить размеры пули и, стало быть, тип оружия, которым пользовался стрелок. На сегодняшний день это была самая надежная улика, которая у них имелась, и Амалия рывком распахнула дверь.

На кровати ничего не было.

* * *

Письмо Амалии матери

«8 июля 1880 г. Ясенево.