Только тогда Молли дала волю слезам. Она плакала из-за Трейси, из-за Аманды. Она плакала от благодарности Коулу. Слезы, которые она сдерживала целую неделю, вырвались на свободу. Все закончилось.
Глава 27
Похитительница дрожала всем телом. Она все думала и думала о Трейси. Где сейчас малышка? Все ли у нее хорошо? Вдруг ей грустно? Вдруг на нее напали токсины? Она так по ней скучает…
Она сидела в серой комнате на холодном металлическом стуле, плотно обхватив себя руками. Такого одиночества и такой беспомощности она не чувствовала даже в туннелях. На стене висело длинное зеркало. Она посмотрела в него и не узнала свое отражение. Зеркала попадались ей так редко, что в голове засел образ девочки, а не взрослой женщины. Она опустила голову. Полицейский велел ждать, но чего, она так и не поняла. Она принялась молиться, уповая, что Господь ее услышит: «Господи, Ты нам прибежище в род и род…»[11]
Из-за двери донесся шум, и в комнату вошли двое мужчин. Она видела их в тот день, когда забрали Трейси, когда в ее дом ворвалась та женщина.Первым заговорил старший из мужчин:
– Мэм, вам ясно, почему вы здесь?
Она кивнула.
– Вы арестованы. – Он посмотрел на своего молодого напарника, оставшегося у двери. – Вы арестованы за похищение Трейси Портер.
Она молчала.
Младший полицейский зачитал ее права и спросил, понимает ли она их.
– Да, – прошептала она.
– Вы понимаете, за что вас арестовали? – спросил полицейский.
Она всмотрелась в его лицо. Глаза вроде добрые, почему же он так сердит?
– Да, – неуверенно повторила она.
– Мэм, вы понимаете, что, если попросите, мы пригласим для вас адвоката?
Она кивнула и нервно сплела пальцы.
– Вам нужен адвокат?
– Нет, спасибо.
– Как хотите.
Старший поставил на стол диктофон, включил.
– Мэм, я сержант Мелер, – с улыбкой представился его молодой коллега. – Мы будем записывать наш разговор на диктофон, согласны?
– Да.
– Я детектив Розутто, руководитель следственной группы, – сказал старший. – Пожалуйста, назовите свое имя.
Она снова опустила голову.
– Мэм, пожалуйста, назовите свое имя.
– Я… не знаю.
По ее щеке поползла слеза.
– Мэм, вы не знаете, как вас зовут? – недоверчиво спросил Розутто.
– Имя я помню, а фамилию – нет.
Сэл взглянул на Майка, который устроился справа от женщины.
– Ладно, для начала назовите имя.
– Меня зовут… – Она хотела ответить, но не смогла. Когда она в последний раз так плакала? Когда умерла мамочка? – Меня зовут… – Она глубоко вдохнула, но вытолкнуть имя из себя так и не сумела. Она попыталась снова: – Меня зовут… Кейт. Мамочка звала меня Кейт.
Розутто вытер мигом взмокшее лицо.
– Вот дерьмо! – пробормотал сержант Мелер.
Молли разбудил сладковатый запах орехов и сливок, проникший в спальню. Болели даже те части тела, которые в принципе не могут болеть. Отчаянно ныли ушибы и царапины. Да и в душе не было покоя. Ее не отпускало смутное беспокой ство, словно она забыла купить в супермаркете что-то нужное. Молли подумала, что всему виной нервное напряжение. Из гостиной доносился бубнеж телевизора. Она спустила ноги на пол, встала, подошла к окну и раздвинула шторы. Солнце стояло уже высоко.
Когда Молли устроилась с чашкой кофе за кухонным столом, Коул спросил, хочет ли она поговорить о случившемся. Молли скользнула по нему взглядом. Говорить ей не хотелось. Во всяком случае, не о вчерашнем.
– Ну, какие планы на сегодня? – спросил Коул.
– Так, давай посмотрим… ничего… ничего и еще раз ничего.
– Ах да, как же я мог забыть. Нет, серьезно, какие у тебя планы?
Молли собралась с духом и заговорила:
– Ну, сегодня нужно наведаться в полицию, навестить Иди и Родни… Господи, Родни! – Она устало качнула головой. – И позвонить Эрику… Но я не хочу ничего обсуждать. Мне нужен отдых. – Молли потянулась через стол и сжала руку Коула. – Нам обоим нужен отдых.
– Обсуждать ничего и не надо. А с Эриком я уже созвонился, так что один пункт вычеркни. – Коул погладил жену по щеке. – Сражаться в одиночку тебе больше не придется. Я буду помогать во всем.
Пастор Летт преклонила колени перед алтарем. Она чувствовала себя лицемеркой. Она читает своим прихожанам проповеди о верности, грехах, праведной жизни, а сама много лет хранила страшный секрет, пусть по необходимости, но разве от этого легче? Пастор закрыла глаза и стала молиться: «Господи, пожалуйста, выслушай меня. Милости я не заслуживаю, по крайней мере, от Тебя, но сейчас она мне очень нужна. Ты дал мне знак, сказал, что я поступаю правильно, исполняя желания тех, кто мне доверяет. Но я больше не могу этим оправдываться, больше не считаю правильным. Сейчас другие времена, другие нравы. Мне нужно другое знамение. Неужели я такая жадная? – Она покачала головой, будто сама себе опротивела. – Я так больше не могу. Не могу жить, зная, что мальчишка томится там в одиночестве. Ужасно, что я продолжаю держать его вдали от целого мира!»
Она замерла, ощутив чье-то присутствие. Вытерев глаза, чтобы чужие не увидели ее слез, она медленно обернулась. Перед ней стояли Ньютон и Ханна. Пастор встала. Вот он, знак Божий.