— А мы не влипали! — медленно с расстановкой ответствовала я. — Мы тан-це-ва-ли! А этот… неприятность… или приятность? Пока не определилась. Сам к нам прилип! А мы, что? Мы ничего! Просто танцевали! Ик!
Тая перекосило. Он разозлился не на шутку. Меня жестоко дёрнули за локоть, вынуждая подняться. Затем потащили в гостиницу, проволокли по ступенькам и, бросив на постель, впустили в комнату волка. После чего заперли. Впрочем, сейчас мне было хорошо, и я не возражала против одиночества.
Но спустя час… Вино испарилось из моего мозга и на смену счастливой пьяной эйфории, пришёл немилостивый дядя Бодун — бог жестокий и мстительный, явно житель пустыни, так как меня дико сушило. Он принёс мне в подарок головную боль, тошноту и ненависть ко всему окружающему, в первую очередь — к соседям, ругающимся и явно дерущимся. Хотелось сходить к ним в гости и помочь — прибить обоих!
Упёршись в двери носом, вспомнила, что заперта. Расстроилась. Накрыла голову подушкой, надеясь приглушить шум. Мигрень отчётливо билась в висках.
Именно это благоприятное время для посещения выбрала наша староста — Настасья. Она орала два с половиной часа, распинаясь об уставе амазонок, о чести и прочих словах, которые моё сознание отказывалось воспринимать. Радовало, что выслушивала всё это не одна — рядом сидела посрамлённая сестра, Войка, которую староста привела с собой. В общем, по степени продвижения речи мы с ней зеленели на глазах. Когда Настасья думала, что нас пробрало от её криков, на самом деле обе мечтали только о колодце с прохладной водой.
Не знаю, что именно — мечтательный вид или слюни, стекающие по подбородкам — привлекли внимание старосты. Она резко остановилась. Оскорблённая в чистейших чувствах предводителя, ткнула в меня обличительным перстом:
— Ты! — зашипела она. — Сначала эта ложь. Мужчины. Ты так их ненавидела и опасалась. А сама водила шашни, каждую ночь бегала к этому… к вампиру! Предала наши устои! Предпочла сёстрам — мужчину! Училась у него мастерству, пренебрегая нашими матерями! На их уроках ты притворялась ничтожеством, а на самом деле…
Староста захлебнулась негодованием, но, как мне кажется, завистью к моим умениям.
— Ты вся из лжи! Как твоя мать-предательница! Ты достойна только одного — «одинокой ямы»! Как только вернёмся, мы предадим тебя суду старейшин и даже твоя бабушка тебя не спасёт, ни вампир — никто! Слышишь? А я уж постараюсь, предоставлю все сведения о твоих похождениях Матери. Пусть знает, чем ты прославилась. Начиная со скандалов, допущенных при посторонних, до твоих любовников. Я расскажу и о ночах с советником, и о ночах с командующим, и вампиром. Я всех перечислила? Тебя заклеймить мало! Со скалы надо сбросить. Ты противоречишь собственной сущности амазонки.
— Да что ты знаешь, о моей сущности! — вспылила я, устав слушать её вопли. Даже с места сорвалась. Очень хотелось сейчас вцепиться ей в горло. Вместе со мной поднялся на лапы и волк. Староста испугалась.
— Воя, ты видишь, насколько мы «свободны»? — теперь я тыкала в Настасью пальцем. — Нам дозволено выбирать только собственную смерть, а в остальном племя
Мой гнев обратился к другой сестре.
— Говоришь, я — ложь! А то, что ты слепо следуешь за враньём, установленным Мудрейшей в качестве закона — нет? Ты хоть понимаешь, что амазонки — те же невольницы, рабыни, которых подкладывают владыкам в постель? Да в принципе любому, кто владеет нужной информацией. Не такой ли приказ тебе отдала Мудрейшая на собрании, когда мы только выходили в поход? Она ведь чётко сказала это!
Сестра подавилась вдохом.
— Ты останешься под домашним арестом, до первой же стоящей битвы, в которой обязана отчиститься! — гордо вскинув белокурую голову, заявила она, сквозь стиснутые зубы и ушла, хлопнув дверью.
— Нет, Воя, мы не можем даже умереть спокойно. Чем заколотиться, в каком месте, выберет если не сама Мудрейшая, то твоя сестра!
Я упала на кровать. Ничего другого, впрочем, и не ожидала. Что касается «очищения», то никто не заставит меня гибнуть за чужие убеждения. Нет! Уйду вместе с Шелестом — он никому не позволит меня обидеть. Вот только не попрощавшись расставаться с Фаей и с бабушкой больно.
— Прости. Если бы я не предложила… — запнулась взволнованная сестра.
— Успокойся! Это случилось бы в любом случае, даже не пей мы столько. Уверена, что я нашла бы неприятности и посолиднее! — заверения всё равно не красили атмосферу угнетённости, так что я поднялась и, достав походную сумку, начала в ней поиски одного небольшого пузырька.
— Что ты делаешь? — муки совести временно уступили место интересу, и Войка заглянула в кипы вещей и бутылёчков, разбросанных по полу.
Достав небольшой пузырёк, я показала его сестре и коварно ухмыльнулась.
— Травиться будем! — хихикнула, сделав глоток, я. Войка хотела схватить меня за руки. Я отступила назад, нелепо обняла воздух и рухнула лицом вниз.
— Зачем? — промычала она, ожидая приступов отравления, колик и прочего.