Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга I

^{Так выглядело факсимиле письма, которое неизвестный отправитель направил Теодору Дюрранту. 14 сентября письмо было задержано администрацией окружной тюрьмы. Попытки его расшифоровать успехом не увенчались и тогда письмо было предъявлено газетчикам для его последующего опубликования. Правоохранители питали надежду на то, что среди читателей газет найдутся люди, способные понять содержание таинственного послания.}

Сразу скажем, что не случилось ни того, ни другого. Использовался ли при написании записки шифр, или же это была некая система скорописи, или вообще автором странного текста являлся шутник или сумасшедший выяснить так и не удалось. Сам Дюрант заявил, что содержание письма понять не в силах и никаких предположений об авторстве делать не станет.

История на этом и закончилась, никакого видимого продолжения она не получила.

Вплоть до 18 сентября прокурор вызывал и заслушивал свидетелей, о существовании которых и сути данных ими показаний подсудимый и его защита были хорошо осведомлены. Адвокаты энергично их допрашивали, пытались путать, безуспешно, правда, но настойчиво. Тем не менее, до этого дня ничего особенно страшного для Теодора Дюранта в зале суда не звучало, поскольку у обвиняемого всё это время сохранялась возможность немного видоизменить свои первоначальные показания и тем нейтрализовать особенно опасные для него заявления свидетелей (в том, разумеется, случае, если бы возникла надобность каким-то образом отреагировать на свидетельские показания).

Данный тезис для лучшего понимания читателем можно проиллюстрировать следуюшим примером. Соученицы Бланш Ламонт видели, как Дюррант подошёл к Бланш на остановке трамвая и потом уехал вместе с нею в одном вагоне. Это прямое опровержение первоначальной версии событий в изложении Дюрранта, но сами по себе эти показания ничем особенно страшным Теодору не грозили. Заняв свидетельское место, он мог нейтрализовать их, сказав, что действительно столкнулся с Бланш на остановке и действительно сел с нею в трамвай, но вышел из него, проехав всего квартал… Или два квартала. А ранее он это отрицал, поскольку боялся навлечь на себя подозрения. Подобное признание ничем Дюранту не грозило, но сразу же обесценивало весьма важные для обвинения свидетельства очевидцев.

Но 18 сентября всё радикально изменилось, потому что в тот день дала показания миссис Крозетт и её рассказ лишил Дюрранта всякой возможности для манёвра. Свидетельница ехала в одном трамвае с Теодором Дюррантом и Бланш Ламонт на протяжении 11 или 12 кварталов! Она наблюдала за их непринужденным общением, хорошо запомнила одежду и остановку, на которой парочка вышла. Показания Крозетт жёстко привязывали обвиняемого по месту и времени к жертве убийства и бескомпромиссно уничтожали alibi, на котором настаивала защита Дюранта.

Женщина не могла ошибиться датой, ведь 3 апреля она поехала на обед, на который её пригласила подруга по фамилии МакГи (McGee). Крозетт также не могла ошибиться и с часом, поскольку ехала к назначенному времени и время легко проверялось [допросом миссис МакГи]. Показания свидетельницы лишали Дюранта всякой возможности видоизменить свои показаний в дальнейщем, ему следовало либо прямо в ходе заседания признать, что свидетельница права и он действительно ехал с Ламонт в одном трамвае, либо продолжать настаивать на собственой правоте и при этом каким-то образом доказать, что Крозетт ошибается.

Защита Дюрранта приложила огромные усилия для того, чтобы посеять у присяжных тень сомнения в рассказе свидетельницы. Женщина была пожилой — 71 год по тем временам не шутка! — и, разумеется, адвокаты попытались обыграть эту деталь. Свидетельнице были заданы в многочисленные уточняющие вопросы, призванный запутать и сбить с толку. Например, утонялась одежда спутника Бланш Ламонт и при этом неправильно цитировались показания миссис Крозетт, данные ранее. Как будто бы она говорила о чёрном бархатном пальто, в которое был облачён спутник Ламонт, хотя она не говорила такого. Адвокат Дюпрэ в деталях выспрашивал о шляпе, в которой был мужчина, несколько раз повторив, что это была жёсткая шляпа типа «дерби». В конце концов он вывел из себя старушку и та одёрнула его: «Я ничего не говорила о том, что мужчина носил жёсткую шляпу!»