Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V

Утреннее заседание 6-го дня началось с заслушивания Генри Митчелла (Henry Mitchell), профессора геодезии. Защита пригласила его для того, чтобы он рассказал о приливе во вторник 5 ноября 1872 года. Митчелл сообщил суду, что в 9 часов утра стояла низкая вода, прилив начинался в 08:59 и первым его должны были заметить в Чарлстауне. Прилив шёл с востока на запад, то есть от океана вверх по течению реки Чарльз. Интервал времени между подъёмом воды у пристани газового завода и воротами батопорта в дамбе Милл-дам составлял по оценке эксперта около получаса. Высокая вода у ворот шлюза в тот день должна была установиться в 15:11. После этого времени бочки могли преодолеть расстояние от шлюза до пристани газового завода под воздействием ветра.

Развивая свою мысль, профессор Митчелл отметил, что если ветер дул с юго-востока и имел скорость до 10 миль в час [то есть до 4,5 метров в секунду], — а именно таков он и был согласно официальной сводке погоды — то скорость бочек не могла превышать 2 мили в час [~3,2–3,7 км/ч в зависимости от того, какие мили имел в виду профессор — сухопутные или морские]. Стало быть, движение бочек от запорных ворот на Милл-дам до пристани газового завода не могло продлиться более 3 часов.

Но в таком случае получалось, что если бочки увидели в районе пристани газового завода в 14 часов или даже позже, то в воду они должны были попасть не 11 часов. Это умозаключение звучало убийственным приговором для официальной версии преступления. Понимая, что промолчать нельзя, а по существу возразить нечего, Генеральный прокурор Трейн поднялся со своего места и промямлил: «Бочка, брошенная в воду возле шлюза за полтора часа до отлива и наполовину или почти погружённая в воду, вероятно, будет плавать среди отмелей в бассейне и оставаться там, пока её не поднимет прилив.»[6]

 Это был не вопрос, не возражение, а так… ремарка, посланная в мировой эфир.

Произнеся столь странную фразу, главный обвинитель опустился на своё место, давая понять, что перекрёстный допрос свидетеля защиты окончен, точнее, окончен, не начавшись. Изреченное главным обвинителем оказалась лишено какого-либо смысла, из слов Генерального прокурора следовало только одно — мистер Трейн вообще не понял сказанного профессором геодезии Митчеллом. Ведь тот говорил о приливе, который последовал днём 5 ноября ещё до убийства, а потому ночной отлив, последовавший через половину суток, на движение бочек не влиял! Влиял ветер! Причём тут полтора часа до отлива..? как отмели могут влиять на движение бочек и кем подобное влияние доказано? что за чушь изрёк Генпрокурор..? Да Бог его знает!

Далее защита в 3-й раз пригласила на свидетельское место геодезиста Артура Форбса, дважды допрошенного накануне, и попросила его сообщить точные данные о расстояниях до различных объектов Бостона и пригородов (Бруклинский мост, отдельные здания и пересечения улиц — всего порядка 10 мест). Свидетель, используя большую карту, ответил на заданные вопросы и показал названные точки, после чего покинул своё место. Допрос его не занял более 5 минут.

Следующий свидетель оказался очень важным во всех отношениях и потому-то очень странно, что его в начале процесса не вызывало обвинение. Джон Джордж Уилкинс (John George Wilkins), ветеринарный хирург, рассказал о своих взаимоотношениях с подсудимым. Из показаний свидетеля следовало, что его знакомство в Левиттом Элли состоялось в конце сентября 1872 года, когда тот явился к нему домой и спросил о способах лечения лошадей. Примерно через час Уилкинс уже приехал к дому Левитта на Ханнеман-стрит и осмотрел лошадей, стоявших в конюшне во дворе.

Свидетель неспешно и очень обстоятельно поведал суду о лечении и своём последующем общении с подсудимым. По его словам, одна из лошадей Левитта заболела лошадиным гриппом, она была аномально холодна. Уилкинс произвёл вакцинирование лошадей подсудимого и во время манипуляций с лошадью, находившейся во 2-м стойле, имело место кровотечение и разбрызгивание крови. В этом месте следует пояснить, что в те времена для вакцинирования не использовались шприцы [если кто не знает, шприц изначально был придуман как средство для подкожных инъекций морфина], а потому вакцина вводилась в организм человека или животного посредством неглубокого разреза. Поскольку скальпель являлся инструментом очень острым, а нервное животное могло дёрнуться, разрез мог получиться слишком глубоким — такое происходило сплошь и рядом. Именно так случилось при вакцинировании лошади во 2-м стойле — животное дёрнулось, скальпель вошёл слишком глубоко в плоть, и кровь брызнула из раны, попав на стенку соседнего стойла, третьего по счёту, и загородку позади лошади. Кроме того, брызги лошадиной крови попали на брюки, пальто, жилет и рубашку Левитта Элли, стоявшего рядом.