Американский альбом

На Ки Весте не строят, а переделывают и подкрашивают. Немые особняки за оградой, замершие улицы, тень, пустота и пронзительный свет – память об испанцах, нынешние хозяева к этому мало что добавили. И, возможно, угадали. Частокол голов на постаментах в сквере близ главной площади – местная достопримечательность – бюсты особо уважаемых граждан Ки Веста, среди них – президент Гарри Трумен и писатель Эрнест Хемингуэй. Разрисованный трамвай для туристов. Фаэтончики. Еще что-то в том же духе. Ира купила кусок сладкого теста, хоть нацеливалась на мороженое. Почему, объяснить не смогла. Что-то странное. Слишком много солнца. Человек сбивается в обстоятельствах времени и места. Каждый шаг грозит катастрофой. Поэтому важно взять бутылочку холодной воды и передохнуть в сторонке. Сидишь, глядишь и понемногу приходишь в себя…

Возле устремленного в океан плаца пристроился, закрыв небеса, круизный лайнер. Повсюду, презирая машины, разгуливают жилистые, горластые петушки – здешние мачо и бесстрашно клюют голые ноги. Куры сидят дома и на улицу не суются. Таки есть порядок. С балкона приятно мечтать о чем-то личном, шевеля веером горячий воздух. Ждать вечера. Внизу мир мужчин, процеженный сквозь время и гендерную политику.

К дому Хемингуэя нужно тащиться от городской площади. Другой здесь, похоже, нет. Поклонники писателя в Советском Союзе были бы разочарованы, не зря Политбюро сюда не пускало. Кроме поэта Евгения Евтушенко, тот отдувался за всех, но терпел. К мужественности Эрнеста нет претензий. Хоть быт смущает. Ничего аскетического. Внушительная каменная ограда, за ней парк, заснять дом не удается. На бассейн ушли немалые средства (зато первый во всем Ки Весте!). Океан неблизко, хоть здесь не так просто от него отдалиться. Если удастся вообразить себя плантатором, и есть, чем это подтвердить, дом будет в самый раз. Жена, дети, рыбная кухня, полезная и необременительная для пищеварения, размеренная жизнь. И пишется хорошо. Но легенду лучше оставить за воротами. На Кубе, куда писатель перебрался, все было по-другому. И море, и старик, невиданных размеров рыба, и злобные акулы кругом. Вот там жизнь.

А покинутой женщине вместе с домом достались шестипалые кошки. Прародительницу писатель выкупил у проплывающего мимо капитана. Наверно, посидели в баре неплохо. Кошачье потомство в нескольких поколениях дремлет в саду, не обращая внимания на посетителей и выложив на всеобщее обозрение лапы. Действительно, шесть когтей на каждой, мы не поленились, пересчитали. Древние египтяне обожествляли кошек, была бы у Нефертити подружка, или у Клеопатры, есть из кого подобрать компанию. Темперамент разный, а природа одна, с шестью когтями они не пропадут даже без маникюра. Раз в несколько месяцев кошек собирают для осмотра. Ветеринар следит. По завещанию, наверно. Или от души. А почему бы нет? Жизнь прекрасна. Бассейн полон синей воды. Ветерок с океана колышет в окнах занавеси. Дом красив и безлик, по крайней мере, в сравнении с другим музейно-писательским жильем – Генри Миллера, Джона Стейнбека… У писателей особая карма. Ходишь кругами, присматриваешься, ищещь понимания и ловишь из-за книжных стекол снисходительную усмешку… Пусть не совсем так, но в общем… Любимый Ирин прием для сворачивания дискуссии. Ну, в общем. Точнее не скажешь.

К Флориде нельзя придраться. По крайней мере, сейчас – поздней осенью и в начале зимы, когда не рискуешь получить солнечный удар. Или не слишком рискуешь. Немного провинциальной пыли, где-то ремонт, ну, это везде так. Чего, собственно говоря, хотеть от рая, тем более, если уже знаешь, как в него попасть. Кока-колу завезли позднее и тоже кстати. А в остальном все именно так.

Дорога на Ки Вест, Автозаправка. Харчевня. Наживка, креветки. В клетке огромный попугай, позади заправки вода, лодка, рыба. Полусонный хозяин. Скучает. Сейчас ему принесут. Что еще? Когда все есть.

Конечно, это впечатления проезжего зеваки. Ворованый воздух, как заметил Осип Мандельштам по другому поводу. А Ира выразилась более определенно.

– Хорошо, что мы это увидели. Но жить здесь я бы не смогла.

Меня можно не убеждать. Я вижу эту картину. Буквально до мелочей, до деталей. Дверь с веранды открывается с трудом. Впереди снег – на ступенях, перильцах, на елях, на заборе и далее везде. И бьющая в уши тишина. Так может быть. Покой. Щелчки далекой электрички, отмеряющей время. Сказочные звуки, если забыть, что ты в двадцать первом веке. Машка рвется из-под ног, расталкивает, летит с разгона, снег укрывает ее с головой до угольно черной макушки. Она мечется, взлетает и пропадает, разбрасывает снежные хлопья и не может остановиться.

Сон о России