Кошка покладисто муркнула, словно вовсе и не она терроризировала несчастного двуногого последние двадцать минут. Спрыгнула с кровати и засеменила в кухню, периодически останавливаясь и оглядываясь. Улыбка поплелся следом, неохотно продирая глаза. Открыл консервы, вывалил содержимое в миску и двинулся в ванную, мысленно соглашаясь с тем, что полное подчинение – это когда, проснувшись, ты идешь не в туалет и даже не умываться, а давать жрать коту.
Контрастный душ прибавил бодрости. Улыбка побрился, закинул в стирку грязные вещи и вернулся на кухню. В открытое окно врывался влажный ветер, утро выдалось пасмурным и дождливым. Неряшливая серая пелена медленно ползла по небу, лишь на секунду в образовавшийся между облаками просвет просачивался солнечный луч и тут же исчезал. Для большинства людей не самая удачная погода для прогулки, но Улыбка давно научился не зависеть от атмосферных явлений. Сегодня он намеревался наведаться к другу Тольке, и даже ураган не смог бы отменить его решение.
Улыбка достал из духовки сковородку, поставил на плиту. Плеснул подсолнечного масла, порезал помидор, разбил три яйца. Стандартный холостяцкий завтрак. В минувшие дни он много работал, выходной пришелся как нельзя кстати. Улыбке требовался отдых. А также возможность хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию.
Знакомство с Елизаветой Гончаровой углубилось и окрепло. Как и когда приступать к реализации плана, он поразмыслит вечером, а день посвятит общению с другом.
Раньше они виделись часто. Встречи стали реже, когда Толька обосновался за городом. Дело было не во времени: два часа в пути – сущая мелочь. Просто тяжело давались Улыбке эти встречи, морально тяжело.
Стал накрапывать мелкий дождь, отчего простиравшийся за окном пейзаж посерел и размылся. Улыбка посмотрел вниз: дорога, покрытая тончайшим слоем влаги, походила на старое пыльное зеркало, в котором отражались призрачные дома и хмурое небо. Возле бордюров образовались лужи, и проезжающие автомобили обрушивали на тротуары мутные фонтаны брызг, заставляя прохожих держаться подальше от края.
Матильда с неожиданной для своей тучности грацией запрыгнула на подоконник, чтобы разделить с человеком момент созерцания. Улыбка не боялся оставлять окна открытыми: Матильда хоть и интересовалась внешним миром, но была крайне осторожна и недоверчива, не рискуя выглядывать далеко. Тем не менее, уходя из дома, окна на всякий случай закрывал.
В десятом часу Улыбка покинул квартиру, завел старую, но отлично служившую «десятку» и вырулил на трассу. Чтобы не скучать в дороге, включил радио, но уже через полчаса следовавшие одна за другой мелодии слились в неразборчивый монотонный шум, будивший воспоминания.
Прозрачные капли настырными мошками облепляли лобовое стекло, чтобы несколько секунд спустя погибнуть под скрипучими «дворниками». Улыбка сосредоточенно смотрел на дорогу, погружаясь в далекое прошлое.
В первый год срочной службы произошел в части любопытный случай. У одного из офицеров имелся ежедневник, именуемый солдатами не иначе, как кондуит. Сам офицер отличался суровостью нрава и природной гадливостью. Никому не давал спуску, цеплялся ко всем по мелочам, лишь бы найти провинившегося. За мельчайшие проступки раздавал наряды вне очереди. Ошибки записывал в кондуит, собирая досье на каждого бойца. Перед выходными и праздниками судьба солдата зависела от записей в его ежедневнике. Если значилась хоть одна провинность – на увольнение не стоило рассчитывать. Если за год записей накапливалось слишком много (пусть даже отработанных), то жизнь отчаянных нарушителей заметно усложнялась. Берег офицер свой кондуит как зеницу ока. Никогда с ним не расставался.
Однажды кондуит пропал. Будто растворился в воздухе. Где, когда – неизвестно. Был – и не стало. Офицер построил взвод и не распускал их несколько часов, вынуждая виноватого признаться. Все молчали. Проверка личных вещей тоже не помогла, как и приватные беседы в кабинете. Офицер лютовал и бесился, считая, что солдаты намеренно укрывают вора, но ничего не мог поделать – никто тайны не выдавал. Пропажа кондуита обернулась долгожданными увольнительными тем, кто уже перестал о них мечтать. Офицер не помнил всех проштрафившихся.
О том, кто украл кондуит, знал лишь Улыбка, ибо собственноручно помогал Тольке уничтожать похищенный ежедневник. Как Тольке удалось провернуть это воистину героическое мероприятие, он не рассказывал и опасения быть разоблаченным не демонстрировал. Отделывался своей излюбленной поговоркой: «Легкая придурковатость делает человека практически неуязвимым».
На счет неуязвимости Толька не преувеличивал. Позже, когда им придется участвовать в реальных боевых действиях, он неоднократно подтвердит этот факт.