Амулет (Потревоженное проклятие)

- Зоинька, не волнуйтесь! - я лихорадочно соображал, что бы посоветовать напуганой девушке: - Это какая-нибудь шпана, хулиганы малолетние! Если станут ломать дверь, вызывайте милицию! А так - ждите меня, я сейчас приеду!

Решение созрело у меня само собой - не бросать же человека в беде! Конечно, где-то глубоко в душе я очень хотел повидаться с Зоей, и упускать такой шанс было глупо!

Мы попрощались, я, как ураган, пронесся по квартире, оделся, побрызгался одеколоном в ванне, захватил в карман тяжелый медный пестик от давным-давно расколовшейся ступки - так, на всякий случай, у дверей, достав ключи, подмигнул косоглазому японскому богу, покачивающемуся на цепочке, и вышел из квартиры.

Спустя сорок минут я осторожно вошел в подъезд дома на Бережковской набережной, и прислушался. В темной лифтовой шахте слышались какие-то отдаленные шумы, крики, грохот. Я секунду помедлил, сжал пестик в кармане пальто и решительно зашагал вверх по лестнице...

На площадке перед дверью Паганелевой квартиры горел самый настоящий костер! Человек шесть полупьяных подростков и одна хихикающая девица с зелеными волосами жгли газеты. Тут же стояла початая бутылка "Абсолюта", валялись пласмассовые стаканчики, окурки, мусор. Вся компания, гогоча и толкаясь, из балончиков с краской разрисовывала дверь Паганелевой квартиры разными немудреными картинками, какие обычно рисуют на заборах. Меня увлеченные граффити подонки не заметили.

- Эй! - негромко сказал я, набравшись смелости - все же нет ничего опаснее пьяных подростков: - Что, делать нечего?

Они разом обернулись, продолжая хихикать, и один, самый наглый, спросил:

- Это что за хер? Ты че, козел, в репу захотел?

Я надеялся, что молодежь испугается одного моего вида - взрослый мужик, не хиляк, застал их за таким безобразием... Но они и не думали пугаться! Наоборот, сгрудившись вокруг своего вожака, эти довольно громоздские "детишки" уверенно двинулись на меня, стоявшего у самого края лестницы. И тут я вспомнил только что прочитанного Юрьева: "Если вы подверглись нападению подростков, прежде всего отбросте всякую жалость! Забудьте, что перед вами дети, старайтесь действовать жестко, даже жестоко - ваша мягкость может стоить вам жизни! Первым делом попытайтесь "выключить" вожака - обычно на нем замыкается вся инициатива нападающих..."

Они с криком бросились на меня, навалились, пытаясь сбить с ног, но я действовал быстро и четко. Пестиком врезал кому-то по голове, ударил вожака ногой в пах, левой рукой сгреб сразу двоих и швырнул их вниз по лестнице!

На этом, собственно, вся потасовка и закончилось. Скрюченный главарь тихонько скулил на полу, рядом сидел и держался за голову ещё один парень, разбросав ноги в грубых армейских ботинках. Двое внизу с кряхтением поднимались со ступенек, а крашенная девица и щуплый прыщавый белобрысый пацан пятились от меня в угол.

- Ну что, шакальё? А теперь пошли вон отсюда! - я безжалостно, за шкирку поволок, вожака к лестнице, отвесив ему на прощание хорошего пинка:

- Еще раз увижу - шею сверну! Понял?

Он промычал что-то, ковыляя вниз по ступенькам. Следом за ним потянулись остальные. Компания собралась внизу, на площадке, пошушукалась, но я решительно двинулся вниз:

- Что, не поняли? Мало?!

Они с шумом ссыпались по лестнице, этажа через два остановились, хором крикнули: "Козел!" и, грохоча ботинками, убежали.

Сзади раздался какой-то шорох. Я рывком обернулся - дверь Паганелевой квартиры открылась, на пороге стояла Зоя с шишковатой шипастой булавой, явно из папиной коллекции, в руках. Была она в домашнем халатике, тоненькая, хрупкая, но с решительно закушенной нижней губкой. В больших серых глазах стояли слезы...

Я поднял руки:

- Зоя, это я, Серегей! Противник повержен и бежал! Не бойтесь, все в порядке1

- А я услышала шум, крики, поняла, что тут дерутся... Я так испугалась! Заходите, Сережа! Вы не пострадали?

Я покачал головой, кивнул на дверь?

- Они тут кое-что попортили, вы идите, я сейчас!

Зоя прикрыла дверь, я поднял с пола брошенный баллон с краской и за минуту выкрасил внешнюю поверхность двери в ровный оранжевый цвет, скрыв все нарисованные фаллосы и прочую похабщину... Покончив с покраской, я затоптал тлеющие газеты, прихватил "Абсолют" и вошел в квартиру.

Мы сидели на кухне и пили чай. Зоя, отошедшая от испуга, развеселилась, подкладывала мне печенье: "Бабушка испекла!", рассказала про свою семью. Оказывается, её мать, актриса, бросила Паганеля с четырехлетней дочкой на руках ради какого-то американского продюсера ещё в восмидесятом и укатила жить в Штаты. Зоя назвала фамилию, я удивленно присвистнул - ого!

- Так она же приезжала в Россию! Вы видились?

Зоя помрачнела:

- Нет! Отец был против, я тоже не захотела - зачем?

- Ну как же! Мать все таки!

- Сережа, я её совсем не помню! Она отказалась от меня ради сытой жизни в Америке - какая же она мне мать! И все, кончили об этом!

Зоя замкнулась, веселость её куда-то улетучилась. Я проклинал себя за нетактичность, и что бы исправить положение, спросил, где Зоя учиться.