Амулет (Потревоженное проклятие)

Пока хозяйка хлопотала, ловко и быстро заполнив стол всякими баночками, блюдцами, розеточками с вареньем, медом, пирожками, какими-то ещё домашними угощениями, я рассматривал стены громадной, длинной кухни. Все они, до самого потолка, были увешены фотографиями, вставленными в красивые деревянные рамочки. Кого тут только не было! Знаменитости, те, кого я видел лишь в кино, по телевизору, или в газетах, на этих фото были совсем молодыми, нескладными, задорными. Они спорили, смеялись, пели у костра, танцевали, и от них, заряжая энергией все вокруг, исходила мощная волна радосной, жизненной силы!

Надежда Михайловна заметила, что я разглядываю фотографии, улыбнулась:

- Это, Сережа, наши с Денисом друзья! Я в молодости увлекалась фотографией, вот, снимала все подряд! Оказалось - смотрела в историю! Ко мне теперь приходят с телевидения, журналисты разные, просят продать... она усмехнулась: - А им говорю: "Память о друзьях не продается!". Не понимают! Доллары суют! А как я это продам? Вот Гена Шпаликов, а это Булат, кильку ест, а за ним, выглядывает - Беллочка, молоденькая совсем... Это мы на пикник ездили, на Клязьму. Боже мой, какой же был год? Пятьдесят девятый? Нет! Шестьдесят второй? Нет! Надо же - не помню!

Борис брякнул:

- В любом случае мы с Серегой ещё не родились!

Надежда Михайловна оторвалась от фотографий, словно вынырнула из омута воспоминаний:

- Да, да... Все это было так давно... Сережа, что же вы пирожки не едите? Я для кого столько напекла? Борис сказал: "Приду с другом, он холостяк, домашних пирожков тясячу лет не ел!".

Я вперил в Бориса изумленно-гневный взгляд, но тот лишь развел руками, в свою очередь также удивленно глядя на хозяйку. Надежда Михайловна засмеялаясь:

- Борис! Ах, не сквозите меня взглядом - я пошутила! Просто вижу - у Сергея нет обручального кольца, вот и решила...

За чаем и непринужденной беседой текло время. Надежда Михайловна несколько раз выходила - проверить, не проснулся ли Профессор. Наконец она торжественно объявила:

- Мальчики, Денис Иванович встал! Пойдемте, я сказала ему, что вы пришли!

Мы прошли через коридор, и вошли в спальню. Все стены здесь занимали книжные шкафы, от пола до потолка возвышались книги - в глазах рябило от названий. Часть книг была на иностранных языках, встречались даже арабские!

Профессор полусидел на кровати, сухой, седенький, с тяжелыми мешками под глазами. Я видел его на фотографиях, и поразился той перемене, которую сделала с человеком болезнь. Больше всего изменились глаза - они напоминали два высохших родничка, в которых раньше ключем била жизнь, а ныне остались лишь мутные лужицы...

Мы поздоровались, сели на стулья. Борис вытащил из сумки пакет с домашними яблоками:

- Денис Иванович, это вам!

Профессор слабо наклонил голову:

- Спасибо!

Когда он говорил, двигалась только левая часть лица, правая, парализованная, оставалась неподвижной, и казалось, что на Профессора одета какая-то нелепая маска.

Надежда Михайловна подсела к мужу:

- Денис, вот это Боря! Вы с ним вместе были в последней экспедиции! А это Сергей, друг Николая, Коли, я тебе рассказывала!

Профессор снова наклонил голову, заволновался, губы его затряслись:

- Борис, расскажите ещё раз, как все было!

Очень серьезным голосом Борис начал рассказывать про их совместные раскопки, упоминая не знакомые мне места и употребляя не известные термины. Наконец он дошел и до кургана на берегу Тобола, детально описал, как они вскрыли свод кургана, что обнаружили при этом, потом виновато закончил:

- Больше я ничего не знаю, Денис Иванович! Вы отправили меня в Москву, с "хабаром", и что там дальше случилось, мне известно только с чужих слов!

Профессор на секунду замер, потом вдруг резко и нелепо взмахнул рукой:

- Проклятие! Ни-че-го! Не помню ничего! Эх...

Мы с Борисом сидели, как две статуи - было очень жалко видеть, как ещё совсем недавно полный энергии и сил человек превратился в развалину, ослабев и умом, и телом...

Профессор откинулся на подушку, и тихим голосом сказал:

- Наденька. Я устал. Скажи ребятам, что, к сожалению, я ничего не помню...

Из уголка левого глаза больного выкатилась мутная стариковская слеза. Пора было уходить...

Мы одевались в прихожей, пряча друг от друга глаза. Надежда Михайловна, вышедшая нас проводить, стояла, опустив руки, горько смотря перед собой. Мне вдруг пришла в голову мысль, и я спросил напрямик:

- Надежда Михайловна! А вам не знакома такая фамилия: Судаков?

Она оживилась:

- Петя! А как же! Очень культурный, воспитанный, и очень умный молодой человек! Денис Иванович высоко ценил его, можно сказать, покровительствовал! Да я вам больше скажу: когда Петя лет двенадцать назад пострадал за убеждения, и его выслали из Москвы, за сто первый километр, именно Денис Иванович в тайне от всех поселил Судакова у нас, в Корьёве!

- Где? - чуть не хором спросили мы с Борисом.