Амулет Самарканда

Натаниэль и мартышка валялись рядом, а Лавлейс стоял над ними. Очки волшебника свисали с уха. Натаниэлю все-таки удалось наполовину оторвать ему воротник, и теперь золотая цепь, на которой висел Амулет Самарканда, оказалась на виду.

– Итак, – сказал Лавлейс, обращаясь к Натаниэлю, и поправил очки, – ты все-таки отверг мое предложение. Жаль. Как тебе удалось ускользнуть от Мориса? С помощью этой твари? – Он указал на мартышку. – Очевидно, это и есть Бартимеус.

Натаниэль едва переводил дух. Когда он попытался подняться, тело его пронзила боль.

Мартышка вскочила; силуэт ее сделался расплывчатым, и она словно бы начала увеличиваться.

– Давай! – прошипела она Натаниэлю, – Пока он не…

Лавлейс сделал знак рукой и произнес одноединственное слово. У него за плечом возникла массивная фигура с шакальей головой.

– Я не собирался вызывать тебя, – сказал волшебник. – Хорошего раба, будь то человек или джинн, найти нелегко. А я подозреваю, что буду единственным, кто выйдет из этой комнаты живым. Но увидев здесь Бартимеуса, я решил, что было бы неправильно не предоставить тебе возможности покончить с ним лично.

С этими словами Лавлейс небрежно указал на изготовившуюся к прыжку горгулью, что стояла теперь рядом с Натаниэлем.

– Не подведи меня на этот раз, Джабор, – сказал он.

Демон с головой шакала шагнул вперед. Горгулья выругалась и стрелой метнулась в воздух. Джабор распахнул крылья, испещренные красными прожилками, взмахнул ими – раздался звук, напоминающий хруст ломающихся костей, – и ринулся в погоню.

Лавлейс и Натаниэль остались вдвоем. Боль в груди Натаниэля немного утихла, и он смог подняться на ноги. И теперь он неотрывно смотрел на золото, поблескивающее на шее у волшебника.

– Знаешь, Джон, – сказал Лавлейс, небрежно похлопывая рогом по ладони, – если бы тебе повезло и ты сразу попал в ученики ко мне, вместе мы могли бы вершить великие дела. Ты – словно отражение меня в юности. Мы оба наделены волей к власти.

Он улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы.

– Но тебя испортила бесхребетность Андервуда и его посредственность.

Тут его перебили: какой-то волшебник с воем вклинился между ними; кожу волшебника покрывали мелкие сверкающие синие чешуйки. По всему залу звучали неясные, тревожные звуки – шум искажающейся магии; они раздавались все громче по мере того, как распространялись волны, идущие от Рамутры. Большинство волшебников и их бесов сгрудились у дальней стены и едва не лезли друг другу на голову в поисках пути к бегству. Огромное существо лениво шагало к ним, оставляя за собой груды хлама: преобразившиеся кресла, раскиданные в беспорядке портфели и сумочки, прочие пожитки – скрученное, вытянутое, сверкающее неестественными цветами и оттенками. Натаниэль постарался выбросить все это из головы. Он смотрел на цепочку Амулета и готовился к следующей попытке.

Лавлейс улыбнулся.

– Ты даже теперь не сдаешься, – сказал он. – Именно об этом я и веду речь – о твоей железной воле, стремлении действовать. Это очень хорошо. Но если бы ты был моим учеником, я научил бы тебя сдерживаться до тех пор, пока у тебя не появится возможность осуществить свои стремления. Настоящий волшебник должен быть терпелив, если он желает оставаться в живых.

– Да, – хрипло отозвался Натаниэль. – Мне об этом уже говорили.

– Тебе следовало прислушаться к этим словам. Ну что ж, теперь поздно. Тебя уже не спасти. Ты причинил мне слишком много вреда, и даже если бы я и хотел тебе помочь, я не имею такой возможности. Амулетом поделиться нельзя.

На миг Лавлейс взглянул на Рамутру. Демон загнал группку волшебников в угол и теперь тянул к ним руку. Раздался чей-то пронзительный крик – и оборвался.

Натаниэль едва заметно шевельнулся. Лавлейс тут же перевел взгляд обратно на него.

– Все еще сохраняешь волю к борьбе? Что ж, раз уж ты не хочешь подождать, когда тебя, вместе со всеми этими трусами и дураками, постигнет неминуемая смерть, мне придется покончить с тобой в первую очередь. Считай это комплиментом, Джон.

Он поднес рог к губам и коротко подул. По коже у Натаниэля поползли мурашки; он ощутил, что за спиной у него происходят какие-то перемены.

Заслышав пение рога, Рамутра остановился. Пертурбация планов, обрисовывающая его силуэт, усилилась, словно существо излучало какие-то сильные эмоции – возможно, ярость. Натаниэль следил, как оно оборачивается; казалось, будто оно смотрит на Лавлейса через зал.

– Не мешкай, раб! – крикнул Лавлейс. – Ты должен исполнять мои повеления! Пусть этот мальчишка умрет первым!

Натаниэль почувствовал, как чуждый взгляд остановился на нем. И почему-то со странной, отстраненной отчетливостью обратил внимание на прекрасный златотканый гобелен, висевший прямо над головой гиганта. Гобелен казался крупнее, чем был на самом деле, как будто сущность демона каким-то образом увеличивала его.

– Вперед! – Голос Лавлейса сделался резким и надтреснутым.