Над крышами повисло солнце – бледный желток, полускрытый туманной дымкой. В это время миссис Андервуд обычно готовила завтрак.
Натаниэль просто-таки видел ее: маленькую, трудолюбивую, неизменно веселую. Видел, как она хлопочет на кухне, звенит крышками кастрюль, режет помидоры, закладывает ломтики хлеба в тостер… Ждет, пока он, Натаниэль, спустится вниз…
Прежде так оно и было бы. Но теперь кухни больше не было. Дома больше не было. И миссис Андервуд, миссис Андервуд больше…
Натаниэлю хотелось заплакать. У него сводило мышцы лица – так ему хотелось заплакать. Все его чувства были, словно набухшая талыми водами река, готовая вот-вот прорвать плотину. Но глаза его оставались сухими. Облегчение не приходило. Натаниэль смотрел на уличную суматоху, не видя ее и не чувствуя холода, пронизывавшего его до самых костей. Стоило ему закрыть глаза, и перед его внутренним взором вставали колеблющиеся белые тени – воспоминание о пламени.
Миссис Андервуд больше…
Натаниэль судорожно вздохнул. Он сунул руки в карманы штанов и почувствовал под пальцами гладкую поверхность бронзового диска. И тут же отдернул руку. Его знобило от холода. И разум его тоже словно сковало льдом.
Его наставник – Натаниэль сделал для него все, что мог. Но она… Он должен был предупредить ее, отослать ее из дома, пока все это не произошло. А он вместо этого…
Нужно подумать. Сейчас не время для… Нужно придумать, что делать, или он пропадет.
Полночи Натаниэль, словно сумасшедший, носился по ночному Лондону, по улицам и садам, разинув рот и ничего не видя вокруг. Он помнил лишь бег в темноте, какие-то стены, через которые он перелезал, стремительные броски через освещенные участки, приказы шепотом, которым он машинально повиновался. Он помнил, как прижимался к холодной кирпичной стене, потом ломился сквозь живую изгородь, раздирая кожу в кровь. А какое-то время – неведомо, минуты или часы – он прятался у подножия компостной груды, прижавшись щекой к гниющим отбросам. Все это происходило словно во сне.
Во время бегства у Натаниэля перед глазами стояли искаженное ужасом лицо Андервуда и встающая из пламени шакалья голова. Но и это тоже казалось нереальным. Сон во сне.
Он не помнил погони, хотя иногда она шла за ними по пятам. Жужжание следящего шара, долетающий откуда-то странный химический запах. Больше он ничего не знал. А потом, уже перед самым рассветом, они очутились среди закоулков, застроенных узкими кирпичными домами, и нашли среди них один заколоченный.
Здесь он был в безопасности – на время. У него было время подумать, сообразить, что делать дальше. Но миссис Андервуд больше…
– Что, замерз? – произнес чей-то голос.
Натаниэль отвернулся от окна. Посреди разоренной комнаты стоял мальчишка, который не был мальчишкой. Глаза его блестели. Он соорудил себе подобие зимней одежды: куртка, новые синие джинсы, крепкие коричневые ботинки, шерстяная вязаная шапочка. На вид все это казалось очень даже теплым.
– Ты дрожишь, – сказал мальчишка. – Хотя одежка у тебя неподходящая для зимы. Что у тебя под свитерком? Небось ничего, кроме рубашки? А эти тоненькие туфли! Да они же наверняка промокли насквозь!
Натаниэль не слышал его. Мыслями он был далеко отсюда.
– Тут не то местечко, где можно сидеть полуголым, – не унимался мальчишка. – Ты только глянь! В стенах трещины, в потолке дыра… Мы открыты всем стихиям. Бррр! Дубак.
Они сидели на верхнем этаже здания, в котором раньше явно размещалось какое-то учреждение. Похожая на пещеру комната была пуста; по беленым стенам расползлись желтые и зеленые пятна плесени. Вдоль стен тянулись ряды пустых полок, покрытых пылью, грязью и птичьим пометом. В углу громоздились обломки – должно быть, все, что осталось от столов или стульев. Высокие окна выходили на улицу. Вниз вела широкая лестница, отделанная под мрамор. Воняло сыростью и гнилью.
– Хочешь, я помогу тебе избавиться от холода? – спросил мальчишка, искоса поглядывая на Натаниэля, – Тебе стоит лишь попросить.
Натаниэль не ответил. Изо рта у него при дыхании вырывались клубы пара.
Джинн подошел поближе.
– Я могу сотворить огонь, – сказал он, – Прекрасный жаркий огонь. Я властен над этой стихией. Смотри!
На ладони у него заплясал крохотный огонек.
– А здесь столько деревяшек, валяющихся без пользы… Как по-твоему, что здесь было? Может, библиотека? Да, наверное, библиотека. Похоже, простолюдинам больше не дозволяется слишком много читать. Да, все как обычно.
Огонек разгорелся поярче.
– Тебе нужно лишь попросить, о мой повелитель. Я сделаю это просто в качестве дружеской услуги.
Натаниэль стучал зубами. Он нуждался в тепле сильнее, чем в чем бы то ни было, даже сильнее, чем в еде, – хотя голод уже вгрызался в его внутренности, словно пес. Огонек плясал и извивался.
– Да, – сипло произнес Натаниэль. – Разведи огонь.
Огонек тут же погас. Мальчишка нахмурился.
– Не слишком-то вежливо.
Натаниэль зажмурился и выдохнул:
– Пожалуйста.
– Вот так уже намного лучше.
Искорка скакнула на ближайшую груду деревяшек, и та загорелась.