Амурский вальс

В общем, попало ни за что, хотелось – как лучше, а что получилось – то получилось. Встреча с французским лейтенантом вышла короткой, но емкой по содержанию. Француз не возражал, чтобы Илья посетил их корабль, и сам сказал, что у них приказ: ни во что не вмешиваться в городе. Главное – обеспечить погрузку и вывоз войск чехословаков, что практически выполнено, теперь остались только склады с амуницией и боеприпасами. А вот на Иркутской предстояло освободить товарища Степана. Его привезли сюда из Благовещенска на допрос и суд, сегодня отправляют обратно. Захар, у которого, как выяснилось, свояк служил в тюрьме, видел Степана, с которым вместе воевал еще в германскую, тот у него ротным был. Потом служил под его началом в Иркутске, уже в Красной Гвардии. Степан был лучшим другом командующего фронтом. Через свояка стало известно, во сколько Степана повезут на Первую речку. Конвой обычный: конный впереди, два сзади и на облучке двое стрелков. Шестеро всего. В овражке на Благовещенской уже стояли пять коней. Сложность состояла в том, что от Круглой площади Северный проспект идет под горку. Санки надо будет как-то останавливать. Так что джигитовка предстояла нехилая. Понятно, что требовалось обойтись без стрельбы. Но вопросов ни у кого не возникло: товарищ Степан был «в доску своим», в 18–19-м годах был командующим партизанскими отрядами Амурской области. Илья быстро переоделся в форму и вместе со всеми вышел из квартиры. Только Хугос остался там: он подаст сигнал о том, что конвой тронулся, включив свет в комнате на обратной стороне дома.

Разобрали коней, проверили подпруги, подогнали под себя стремена. Наконец, загорелись два окна.

– На конь! – И пятеро всадников выбрались из неглубокого овражка на Благовещенскую улицу.

Строй обычного конного патруля: два по два и один замыкающий. Мохнатые амурские папахи, длинные шинели со знаками 3-го Амурского полка, семеновского, там, вообще-то, амурских практически не было. Амурское войско состояло из двух полков. Чуть растянулись и вывернули на Северный проспект в тот момент, когда конвой начал притормаживать на скользкой снежной дороге. Никто никаких сигналов не подавал. Просто свистнули шашки, и Василий прыгнул с кинжалом прямо на облучок, сразив кучера. Выжал тормоз и ударом шашки сбил замок с санок. Первая незадача: Степан был в «железе». Его перебросили через коня – и ходу! Чуть вниз, направо по Благовещенской, еще направо на Круглые улицы и по Никитской на Рабочую сторону. В третьем доме на Камчатской их ждали.

Для возвращения в гостиницу Илье выделили санки, с тем же извозчиком. На Иркутскую ехали вкруговую, чтобы подъехать со стороны залива от Китайской улицы. Хугос сидел в квартире и ждал его, спокойно попивая вино, непонятно каким образом оказавшееся в квартире.

– Выходил проверить подходы, а здесь лавка неподалеку. Чисто сработали, тревогу только полчаса назад объявили. Пойдем, я готов. – Бутылку он прихватил с собой.

Возница довез их до того самого ресторанчика на Корейской улице, где они находились еще пару часов. В гостиницу возвратились пешком, в компании четырех иностранцев, с которыми вместе сидели в ресторанчике до самого закрытия в два ночи. Впрочем, здесь публика собиралась примерно в это же время, так как постояльцы вели себя так, как будто каждый день для них был последним. Все хорошо понимали, что часики тикают, и это – самый восточный город России, которую они уже потеряли. Подстроиться под них особого труда не составляло. А Степан Серышев сегодня уже возглавил комитет восстания в городе. С завтрашнего дня четверо партизан приступают к охране склада № 73, где будет храниться «сырье для фармакологических заводов» в Нанкине и Шаньдуне. Так что отсчет действительно пошел. Через три дня ожидается подход эскадрона и приезд командующего. Его, конечно, встречать с оркестром не будут, но изменить уже ничего невозможно. Процесс запущен.

Но утром город проснулся от сильной перестрелки в районе коммерческого училища. Это в четырех кварталах от гостиницы. Контрразведка Розанова обнаружила пасущихся лошадей, принимавших участие в налете на конвой. Сами лошади, само-собой, молчали, пережевывая выбитую из-под снега траву. А вот клейма на них были егерского батальона, расквартированного в коммерческом училище. Попытка узнать что-нибудь больше привела к убийству трех «следователей», аресту дежурных офицеров и восстанию батальона. Розанов бросил туда свой «резерв»: гардемаринов и юнкеров. Но егеря – народ тертый, и атаку отбили. Завтракали уже в спокойной обстановке. Тут в зале ресторана возникает фигура местного телеграфиста, который в качестве цели своего появления выбрал столик, за которым завтракали Кристап и Илья.

– Распишитесь, господин Хугос! – благоговейно поклонился телеграфист и поставил на стол блюдце со сложенной телеграммой.

Кристап расписался в квитанции, дал «на чай» телеграфисту, раскрыл телеграмму и картинно схватился за левую сторону груди.

– Идите, голубчик, идите! Ответа не будет! Ну, я им покажу! Билет до Харбина! Срочно! Заказывайте!