- Меня тоже пленили ради выкупа, — призналась Дунни.
- Но откуда они узнали, кто ты? - недоумевал Биллингс.
-От меня... В гневе я сказала, что мой отец визирь на службе у Султана, и Султан отрубит им головы, когда поймает.
- Только не это! - простонал Биллингс.
- Мою козочку звали Бадр-аль-Будур, - продолжал Али-Баба. - Мы были с ней неразлучны. А они... они убили ее и съели.
— Презренные! - с жаром воскликнула Дунни. - Просто отрубить голову им мало!
- Утром Бадр-аль-Будур встречала меня у порога, и я угощал ее сладким кунафе. А если вечером у нас случалось на ужин кнафе, я обязательно приберегал для нее кусочек. Кнафе неподходящая еда для коз, но она его просто обожала. Чудо, а не козочка.
— Если ты здесь, значит, разбойники перенесли тебя через Занавес, - перебил Биллингс.
-Да, но мне завязали глаза, поэтому узнал я об этом, лишь когда один из похитителей обмолвился, что теперь мы в стране джиннов.
- А про Занавес они говорили?
- Нет. Но кто-то сказал «Сезам, откройся», после чего мы очутились в стране джиннов.
- И Занавес отрылся?
- Не видел, не знаю.
— Сезам это масличное зернышко, - оживилась Дуньязада. — Но вдруг оно служит еще и заклинанием?
- А о чем они говорили до сезама? - допытывался Биллингс.
- Сперва говорили про ячменное пиво, и потом продолжили про него.
- Начали о злаках и ими же закончили. Тогда понятно, откуда взялся сезам, - резюмировал Биллингс.
- Но почему именно «Сезам, откройся»? — упорствовала Дуньязада.
— Понятия не имею.
Биллингс подозревал, что Али-Баба либо выдумал слово, либо спутал его с другим. Но даже если юноша не ошибся, версия не выдерживала никакой критики. Это в сказках можно отворить дверь в сокровищницу, произнеся «Сезам, откройся». В реальном же мире ни одна фраза не подействует на пространственно-временной разлом.
Тем временем один из похитителей с чашей в руке отплясывал джигу и, маневрируя среди нагромождения драгоценных слитков и шелков, постепенно оказался перед пленниками. Лицо у него было приплюснутым, как будто в детстве его лягнула лошадь.
-Глядите! - воскликнул он, указывая на Биллингса. -Пес очнулся!
На возглас поспешили трое: первый, Ибрагим, развлекавший компанию скабрезными историями, второй одноглазый, а у третьего выступающие передние зубы отливали желтизной. Судя по оглушительному и подобострастному смеху, сопровождавшему шуточки Ибрагима, тот был в шайке главный.
Главарь окинул Биллингса злобным взглядом.
- Сегодня ночью, пес, ты покажешь мне, как управлять волшебным ковром.
«Вот почему они не прикончили меня на месте», — подумал Биллингс, но промолчал.
-А после скормим его птицам рухх, да, Ибрагим? -спросил Желтозубый.
- Нет, лучше четвертуем, - вклинился Приплюснутый.
- А может, отдадим на растерзание гулам? - предложил Одноглазый.
Разбойники затеяли спор, но при любом раскладе Биллингса ждала незавидная участь. В процессе обмена кровожадными идеями выяснилось, что Желтозубого зовут Бе-дави, Приплюснутого - Джафир, а Одноглазого - Аджиб.
Дуньязада не пропускала ни единого слова, потом подалась вперед, выставив подбородок, как тогда, перед схваткой с джинном.
— Только посмейте его тронуть! — выпалила она. -
Поток ругательств не иссякал. Биллингс только диву давался. Разбойники разинули рты. Первым опомнился Ибрагим.
- Джафир! - рявкнул он в попытке возвратить утраченный апломб. - Тащи новый кувшин. Этот почти пуст.
Приплюснутый метнулся, как на пожар. Остальные поспешили к барной стойке.
Разбойники опьянели еще недостаточно, чтобы сладить с Дуньязадой.
Впрочем, ждать оставалось недолго.
Без лишних вопросов Али-Баба поведал все, что узнал о жизни разбойников по обрывкам их разговоров и по собственным наблюдениям.
- Они именуют себя защитниками бедняков и не воруют у бедных. Правда, у тех и красть нечего. В благодарность им отдают красивейших дочерей. В свободное время они прикидываются купцами и ремесленниками. Ибрагим держит базар в Багдаде, Джафир известный портной и приторговывает невольницами на стороне. Награбленное перевозят только крупными партиями, а до той поры прячут. Странствуют они по ночам, днем спят в палатках. Лошадей у них восемь. Шесть для добычи, две для кувшинов с пивом. Достаточно оглядеться вокруг, чтобы понять, как они помогают беднякам, - резюмировал Али-Баба.
— Грязные, презренные псы! - выпалила Дуньязада.
По-прежнему терзаемый головной болью, Биллингс промолчал.
Али-Баба снова завел шарманку про любимую козочку: как растил ее с ранних лет, как беседовал с нею, отправляясь в город за покупками. Люди считали его сумасшедшим, но он не обращал на пересуды внимания. Бадр-аль-Будур была прекраснейшей козочкой на свете, другой такой не сыскать.