Анабасис во времени

Палатка Ксенофонта выделялась размерами и возвышалась над прочими. Афинянин сидел за складным деревянным столом, подле лежал свиток папируса, калам и кувшинчик чернил. Купленный в Трапезуйте новый воинский наряд поражал роскошью - в свете ярко горящих лампад Ксенофонт сиял как новогодняя елка.

Поприветствовав хозяина, Алек устроился на скамье напротив. Порывшись в складках расшитой золотом мантии, Ксенофонт выложил на столешницу футляр. Алек обмер.

Да, Пасий поднял бы тревогу, наведайся в палатку посторонний, но это правило не распространялось на Ксенофонта. Тому ничего не стоило выкрасть футляр и убедить аркадца держать его посещение в тайне. Естественно, Пасий повиновался.

- Но почему? - только и вырвалось у него.

- Ты умный человек, Александр, как и твои хозяева. Однако вам и в голову не приходило, что настанет день, и враги воспользуются синхронностью времени, дабы обрести беспрецедентное преимущество в суровой финансовой войне.

- Позволь объяснить. Для наглядности представь, что враг — это ты. Представил? Так вот, среди твоих рабов есть ^сУ^пРУ^жеская

чета, всю жизнь прозябавшая в нищете. Супруга беременеет и благодаря передовым технологиям узнает, что родится мальчик. Ты обещаешь чете богатство -далеко не баснословное, но для тех, кто не держал в руках и полдарика, целый дарик покажется несметным состоянием. Они выслушивают твое предложение и принимают его. После, обучив их всем тонкостям, ты отправляешь семейство в прошлое, за тридцать лет до великого похода Кира. Рождается ребенок, и родители, следуя полученным инструкциям, готовят его к миссии - миссии непонятной, ибо малыш принадлежит к другому времени, - но выполнить которую нужно любой ценой. Ненароком или по указанию свыше, дитя нарекают Ксенофонтом, растолковывают обязанности и говорят, что в случае успеха он, если пожелает, может остаться в грядущей эпохе, к которой принадлежит по праву. Понимаешь, к чему я веду, Александр?

- Пожалуй... Думаю, хозяева твоих родителей решили слепить из тебя настоящего Ксенофонта. Но к чему эти откровения, если конечная цель - убить меня?

- Ошибаешься, Александр. Мои планы изменились по трем причинам, коих хозяева не учли. Еще молодым мне повстречался колченогий старец с обезображенным лицом и спросил, откуда берутся добропорядочные и благородные люди. И, не дождавшись ответа, молвил: «Следуй за мной, узнаешь». Так я стал его учеником, а ученики Сократа, Александр, никогда не опустятся до убийства. Это во-первых. Во-вторых, общество, взрастившее меня, сильно отличается от общества, чьи устои чтят родители. Не стану утверждать, что мое лучше, но как его дитя, я не могу, а с недавних пор еще и не считаю нужным поступать так, как поступил бы человек вашей эпохи. Достаток облагородил нашу семью - не зря отцу пожаловали титул всадника. Пусть меня воспитывали по строгой указке хозяев, но всегда внушали, что успех или неуспех миссии, равно как и способ его достижения, полностью в моих руках.

- А третья причина?

Ксенофонт погладил хромированную поверхность футляра.

- Какой прок от меня в эпоху, где создают такие вещицы? В эпоху, где реальность записывают на устройства размером с гальку? Там я гожусь лишь в подметальщики да в мусорщики. Ни ты, ни мои родители не вправе раскрывать будущее, поэтому не знаю, достигну ли я высот больших, чем теперь. Знаю одно - в твой век мне не светит ровным счетом ничего, а даже для меня, человека скромного, любителя рыбалки, охоты и философии, «ничего» смерти подобно. Каким ничтожным я себя почувствую, если хоть на мгновение перенесусь в эпоху величайшего прогресса! Вот поэтому, Александр, убивать тебя нет никакого смысла.

— Одного не пойму, если ты изначально планировал вернуть футляр, зачем его вообще понадобилось воровать - извини, присваивать?

Ксенофонт улыбнулся.

- По-моему, ответ очевиден. Я

оберегал футляр, чтобы он не попал в чужие руки, ведь зрелище, хранящееся в нем, куда важнее для меня, нежели для тебя. Я ведь главный герой, верно?

Алек ошарашенно молчал.

- Ясно теперь, почему меня назначили помощником, -выдавил он наконец. - Когда ты догадался?

- У груды оружия в Ситтаке, когда мнимый лакедемонянин обратился ко мне на аттическом диалекте. Жаль, я проглядел Дуриса-беотийца, иначе изгнал бы негодяя из наших рядов. Все ради зрелища. Когда ты отдал шлем, я добился, чтобы Пасий сопровождал меня повсюду, а после твоего выздоровления присвоил футляр, дабы основная часть действа сохранилась для потомков. Подобно всем, кто стремится возвыситься над толпой, я очень тщеславен. Хочу, чтобы меня помнили, восхищались. С первого дня кампании я веду подробный дневник в надежде когда-нибудь поведать будущим поколениям об этих событиях и своей роли в них, но любой, самый красноречивый слог не сравнится с записями, лежащими в футляре и в шлеме.

- Бери, Александр. - Ксенофонт пододвинул к нему футляр. - Бери и храни как зеницу ока. Прости, если мое тщеславие добавило тебе хлопот. Надеюсь, ты не обвинил невинного в воровстве, совершенном мною.