Профессор работал в НИИ давно, лет сорок и за это время он, конечно, изменился, не только внешне, но и характером. Сейчас это сутулый старик с брюшком, нависающим над брюками, как будто тот хотел убежать или упасть от тяжести. Некогда черные и вьющиеся волосы очень поредели, выпрямились и побелели, теперь словно тонкие серые ниточки легли вразброс на череп профессора. Нависшие веки прикрывали половину светло-зеленых глаз, а редкие и белесые ресницы были едва видимы, казалось, что совсем отсутствуют. На лице особенно выделялся нос, большой, с горбинкой и темной родинкой на левой ноздре, словно верблюжонок прилег отдохнуть на песок. И правда, кожа лица имела светло-коричневый оттенок и «причудливо изрисована» мелкими и большими глубокими морщинами так, будто художник работал мастихином. О губах можно лишь сказать, что они пухлые, мягкие, вялые и малоподвижные, что не позволяло профессору четко произносить многие свистящие и шипящие звуки. Это мешало читать лекции, и смешило некоторых студентов, да и сослуживцы частенько подтрунивали над стариком, а он сердился и выглядел от того еще смешнее. Все эти обстоятельства, старение, плохое произношение, смешки, глупые и неуместные (по его мнению) шуточки коллег, наложили отпечаток на характер профессора – он стал раздражителен, груб не только на работе, но и «отрывался» на жене.
После того случая в новогоднюю ночь, профессор очнулся с головной болью и сухостью во рту. Он медленно сел и понял, что ночевал на диване, а не как обычно на кровати в спальной. В комнате все еще стоял стол, застеленный белой скатертью, разрисованной разноцветными пятнами от еды и напитков. Несколько бутылок с остатками напитков стояли хороводом на одной стороне стола. Профессор медленно встал, надел тапочки, потянулся и подошел налить газированной воды. Внезапно, стоявшая в углу елка, засветилась огнями гирлянд и начала вращаться вокруг своей оси. Профессор, выпив полный стакан воды, посмотрел на елку и улыбнулся.
– Хорошо посидели! – сказал он и вдруг схватился за голову двумя руками и буквально упал в кресло, он вспомнил эту ночь.
«Анаина! Что же произошло? Жена… она что-то сделала… О, нет! Ревнивая баба! Где она взяла аппарат? Как она смогла его подключить? Бедная девочка! Что с ней? Где она сейчас? Надо ее срочно найти. Эта ненормальная могла ее повредить!».
– Бедная моя девочка! – произнес профессор громким шепотом.
В таком состоянии его застали Анаина и Глеб.
– Профессор, – окликнула Анаина.
Он медленно повернулся на голос всем телом и, увидев свое творение, широко улыбнулся, обнажив белые зубы и две железные коронки по краям.
– Анаина, – с трепетом в голосе произнес профессор.
В его глазах читалась радость и удивление одновременно. Он протянул трясущиеся руки в ее сторону.
– Девочка моя, с тобой все в порядке? – спросил он участливо.
– Да, – сухо ответила ему Анаина.
– Как вы вошли? – начал профессор, но махнул рукой и положил обе на колени. – Не важно. Я рад, что все обошлось. А это кто с тобой?
– Вы не знаете? – с сарказмом спросил Глеб.
– Нет, а что должен? – удивился профессор.
Глеб еще что-то хотел сказать, но Анаина его опередила:
– Профессор, у нас к вам много вопросов и мы хотим услышать правдивые ответы на них.
– Конечно, моя дорогая. Давно я хотел рассказать о твоем появлении. Что же, садись, устраивайся поудобнее, рассказ будет долгим.
Анаина села в кресло, стоящее у журнального стеклянного столика, напротив профессора, Глеб расположился на диване, стоящего у противоположной стены.
– У нас с женой нет детей, – начал профессор. – Но двадцать шесть лет назад четырнадцатого июля у нас родилась дочь. Девочка прожила ровно десять лет, а в день рождения четырнадцатого июля ее не стало.
Профессор замолчал, на глазах появились слезы, но он не вытирал их, и они медленно скатились по щеке, огибая морщинки, и упали на грудь.
– Эти десять лет были самыми счастливыми! – продолжил профессор. – Пока наша малышка не заболела, врачи диагностировали рак мозга. Жена бесновалась, обвиняла врачей и меня, конечно, я же доктор наук, а помочь вылечить свою родную дочь не мог.
Профессор повернулся к Анаине и спросил:
– Вот, чтобы ты сделала на моем месте?
– Не знаю, – ответила она.
И говорила правду, что сделает в такой ситуации робот, у которого нет сердца, нет души, никто не знает.
– А я оживил свою девочку! – крикнул профессор, все еще глядя на нее.
Анаина внимательно посмотрела в глаза старого морщинистого человека. О чем он?
Глеб, сидевший до этого молча и почти безучастно, наклонился вперед и спросил, пораженный догадкой:
– Вы хотите сказать, что Анаина ваша дочь?
– Да, именно это я и говорю.
Глеб и Анаина переглянулись и буквально впились глазами в профессора, а он с довольным видом продолжил:
– Я – гений! Я создал новую модель! Не один, конечно, мы работали командой, но именно у меня возникла эта идея. Теперь моя девочка жива…
– Вы чудовище! – перебил его Глеб.
Пальцы молодого человека сжались в кулаки, глаза выражали такую злость и ненависть, что только искры не летели.
– У вас есть дети? – спокойно спросил профессор.