– Нет, – злобно ответил Глеб. – Но это не значит, что можно из людей делать… роботов.
– Вы не поймете, пока не заимеете своих детей, – сказал профессор и вновь повернулся к Анаине. – Я не мог потерять своего ребенка и, когда появилась возможность, я пошел на такой шаг. Д, в голове компьютер, да, сенсорные датчики, устройство для образования речи. Но ты вот, живая. Можешь двигаться, говорить…
– Но не чувствовать, – закончила Анаина.
– Извини, этого я не смог тебе дать, – сказал профессор и положил свою ладонь на ее. – Все можно поправить.
– Нет, – Анаина покачала головой. – Не надо.
– Есть ли еще такие, как она? – спросил Глеб и затаил дыхание, ожидая положительного ответа.
– Нет, она единственная, – ответил профессор, глядя на Анаину с умилением.
Анаина же не отвечала ему взаимностью. Она сидела прямо, глядя перед собой, как будто все происходящее не касалось ее. Однако в душе, а она у нее, значит, все-таки есть, творилось что-то непонятное и непривычное для робота. Она получеловек или полу робот. Что это значит? У нее есть чувства? Есть душа? Или только осколки?
Ее мысли прервал Глеб, обратившись к профессору:
– Меня нужно осмотреть! Я был в больнице или в чем-то похожем, ко мне подключали провода. Я должен знать!
– Хорошо, хорошо, – сказал профессор. – Я покажу вас своим знакомым.
Глеб немного успокоился. А Анаина вдруг почувствовала боль и сильный стук в груди, как тогда в лаборатории и у нее началась паника. Она напряглась и, неожиданно для мужчин и в особенности для себя, с криком набросилась на профессора. Если бы не Глеб и его молниеносная реакция, профессору пришлось бы худо. Анаина вцепилась одной рукой мертвой хваткой в рубашку на груди профессора, а другой била по его голове. Удары были настолько сильными, что оставляли глубокие раны и кровь заливал лицо бедного профессора, но он не сопротивлялся, а только повторял без конца:
– Прости меня, девочка. Прости…
Возле могильной оградки стояла пара, мужчина, лет шестидесяти в теплом пальто, шапке-ушанке и валенках. Рядом молодая симпатичная девушка в легкой куртке с завязанным на шее шарфом, брюках-клеш и без головного убора. Стоял легкий морозец. Снег кружился при дуновении легкого ветерка и нежные снежинки образовывали веселый хоровод. Зимнее солнце озаряло все вокруг и придавало снегу невероятное сияние. Снег укрывал землю, словно белым пушистым одеялом. Ветки деревьев, могилы, люди покрывались серебром. Но пара не замечала ни снега, ни красоты вокруг, они стояли молча и каждый думал о своем.
Старик поежился и повернул голову к девушке.
– Холодно, – сказал он. – Пойдем к твоим?
– Нет, – ответила она, глядя перед собой.
– Ладно, тогда домой, а то простыну, чего доброго. Тебе-то не страшно, а я уж старый, вот заболею и умру. Жалко, что опыт на мне до конца не довели, был бы сейчас молодой и здоровый. А все ты виновата.
– Хватит бубнить, идем уже, – сказала девушка, слегка улыбнувшись.
Она взяла его под локоть, и они медленно побрели в сторону дороги. Старик, опирающийся на руку спутницы и шаркающий валенками по свежевыпавшему снегу, и молодая статная девушка вызывали улыбки у редких прохожих. Если бы они знали, кто или что скрывается под милым симпатичным личиком, какая последовала бы реакция, то же умиление или страх. Но ей все равно, что думают люди и как к ней относятся, она робот и останется такой, будет служить им, изображать улыбку, сострадание, смех, как они того желают. И запрячет глубоко свои чувства, эмоции, свою душу наконец, чтобы никто и никогда не смог воспользоваться ею для достижения своих амбиций, удовлетворения своих желаний, да просто использовать как вещь, как игрушку. Не доверяться никому, вот программа, заложенная на ближайшие десятилетия.