— Нечестно так! — капризно надула губки Галя. — Уже начали, меня не дождавшись?
— Да мы только разогреваемся, — одновременно заныли виноватыми голосами девицы.
Галя подняла сильные руки вверх, якобы поправить прическу, на самом же деле, чтобы приподнялись, напряглись, округлились ее могучие груди, обрисовались на фоне белоснежной кожи тугие коричневые сосочки. Знала, какое впечатление ее грудь производит на девочек.
— Ну, малышки, заждались? Ваш папочка пришел.
Одним движением бедер скинула махровое полотенце и, сильно оттолкнувшись, как толкается прыгун в воду, нырнула в постель, сразу обхватив тела своих девочек и, перевернувшись на спину, прижала их крепко к своему телу.
Адмирал жил на Четырнадцатой линии Васильевского острова в старом шестиэтажном доме рядом с историческим зданием, в котором до революции размещалась знаменитая гимназия К.И.Мая, которую окончили многие знаменитые люди России. В том числе и отец адмирала, затем и он сам.
Адмирал в отставке Петр Константинович Воропаев жил в этой квартире с детства. Вначале в пятикомнатной квартире жила только семья адмирала, потом появились «подселенцы». Подселенцев было четверо. И все с семьями. Судьбы их сложились по-разному: троих арестовали в 30-е годы, семьи сослали; один погиб на фронте; а еще один умер своей смертью уже в конце сороковых. К тому времени сын адмирала сам стал адмиралом; и советское правительство, учтя его заслуги перед родиной, вопреки чуждому дворянскому происхождению, пошло навстречу — отселило последнего подселенца, сына умершего своей смертью в 1945-м и счастливо избежавшего репрессий бывшего особоуполномоченного Петрочека Ивана Свиристелева, как раз и руководившего в 20-е годы «уплотнением» адмиральской квартиры.
Снова пятикомнатная квартира адмирала Воропаева стала принадлежать одной семье. Семья была большая. И, конечно же, в одной комнате ей было тесно. А в пяти... Но в пяти большая семья жила недолго. То есть пятикомнатная квартира осталась за ними, хотя одно время первый секретарь обкома КПСС с хорошей фамилией Толстиков и пытался отобрать квартиру, чтобы передать одному из своих клевретов, облюбовавшему сей район, да командование флотом отстояло своего адмирала. Но вот семья разлетелась: трое сыновей, закончив разные, но непременно имеющие отношение к морю вузы и военные училища, разъехались к местам работы и службы со своими молодыми семьями, двоюродная сестра адмирала, жившая с ними с начала 30-х годов, умерла, умерла и жена адмирала, Ксения Алексеевна, урожденная Беланже, тоже, кстати, хорошего рода, из французских дворян, переселившихся в Россию еще в конце XVIII века в страхе перед революцией. От революции не сбежишь. Через сто лет, да она тебя достанет. Ну, да не о том наша повесть.
Адмирал жил в пятикомнатной квартире один. Городские власти на него не наезжали. То ли потому, что и сами правдами и неправдами заимели себе пятикомнатные квартиры в старой части города; то ли потому, что адмирал пользовался в Ленинграде заслуженной славой флотоводца, героя войны; то ли руки пока не дошли.
Не наезжали и криминальные структуры. Скорее всего потому, что не хотели привлекать внимания к себе. Немало было в Питере таких же квартир, хозяева которых могли исчезнуть в одночасье. И этот прискорбный факт никто бы не заметил. Гибель или исчезновение адмирала город заметил бы наверняка. К нему любили заезжать журналисты вообще и телевизионщики в частности. Адмирал прекрасно знал историю города, а в связи с 300-летием русского флота редкая неделя в Питере проходила без упоминания этой славной даты.
Адмирал выезжал с тележурналистами в Петропавловскую крепость, в Кронштадт, к Зимнему дворцу, вел хорошо поставленным голосом репортажи по истории флота...
Знающие люди предостерегали: слишком часто появляется он на экранах в мундире, который украшают многочисленные награды СССР, России, многих иностранных держав. Нередко показывает дотошным журналистам и свою коллекцию орденов, доставшуюся от прадеда и деда, отца и дяди, которые все были флотоводцами. Уговаривали поставить квартиру на охрану, даже предлагали на деньги Общества коллекционеров нанять личного охранника адмиралу.
Он шутливо отказывался, посмеивался: кому он, старый пень, нужен? А что касается коллекции, он и сам за нее постоять способен. Чай, не развалина какая, и в свои восемьдесят вполне может оказать сопротивление грабителям. Дверь в квартире давно уж поставлена железная, со сложной системой замков, есть и «глазок». Бандитам со зверскими уголовными рожами он дверь не откроет. А если что, есть ведь телефон. А райотдел милиции совсем рядом.
Наконец достали друзья по Обществу коллекционеров адмирала. Поставил он квартиру на охрану.
В тот день с утра адмирал недомогал. Вроде бы ни простуды не замечал, ни какого-то особого переутомления. Вчера, правда, ездил в Военно-исторический музей, провел экскурсию для английских ветеранов флота; сегодня с утра написал страниц пять воспоминаний. Ну, невелика работа. Хотя, конечно, если вам восемьдесят, то и это нагрузка.