Анаконда

Приоткрыл окно, впустил в ограниченное пространство своей двухкомнатной квартирки шумный, наполненный птичьим гомоном и визгом автомобильных тормозов воздух Суворовского бульвара. В окно виднелось могучее здание Генштаба. Туда ему и предстояло через час явиться. Благо что квартира, доставшаяся в наследство от летчика-полярника, родного дяди, генерала Реутова, была совсем рядом. Он вполне успевал принять душ, побриться, сварить чашку кофе и выпить его с булочкой, полученной в вагоне. Теперь к купейному билету в литерных поездах давали целый набор для завтрака или ужина, в зависимости от того, когда аппетит разыграется. У него разыгрался только под утро.

И в ванной комнате, принимая контрастный душ, и в кухне, заваривая душистый «Арабик» в серебряной турке, и потом, механически жуя булку с нежным плавленым финским сыром и глотая обжигающий кофе, Виктор Сергеевич все думал, думал...

Зачем его так неожиданно вызвали в Главное разведывательное управление Генштаба? Да еще и не к непосредственному начальнику, шефу Скандинавского отдела генерал-лейтенанту Перфильеву, а сразу к новому начальнику ГРУ генерал-полковнику Шепелеву?

Мысленно пробежался по последним годам службы... Вроде бы нигде не было упущений. Без нареканий отбыл весь срок плановой командировки в Югославии. За 1992 — 1996-й ни разу не воспользовался законным правом на отпуск. Правда, жена ездила по три-четыре раза год в Москву, где в спецшколе с математическим уклоном учились двое сыновей, его гордость — Олег и Игорь. Ну да к жене какие претензии? Он же пахал как вол. Или как волк, учитывая, что в стране пребывания шла серьезная война.

Очередное воинское звание полковника присвоили несмотря на то, что занимаемая должность была на порядок ниже. Учли, что работал Реутов в воюющей стране.

Предыдущий начальник ГРУ, генерал-полковник Павел Федорович Ледяних, его лично знал и ценил. По его предложению Реутов перешел на, казалось, малоперспективную для получения генеральского чина должность в военный атташат при нашем посольстве в Финляндии.

Но тут сам Павел Федорович открытым текстом дал понять — активная работа на протяжении года-двух и есть хорошая перспектива.

Перспектива... А тем временем перспективы в ГУ и ГРУ стали меняться: уволился в запас по возрасту, достигнув шестидесяти лет, генерал-полковник Ледяних. И вопрос о переводе Реутова в Скандинавский отдел как-то завис.

Реутов нервничал. Честно говоря, резко снизил активность, делал лишь то, что по характеру работы не мог не делать. Нервозность передалась, вероятно, и жене. Она вскрикивала по ночам. А когда Реутов возвращался со службы, не раз ловил запашок спиртного. Но поговорить по душам все никак не решался.

Реутову было уже 49, жене — 29. И у них были два мальчика-погодка восьми и девяти лет. Они поженились, когда он уже был сложившимся человеком, карьерным разведчиком-дипломатом, а она — совсем девчонкой.

Еще хорошо, не москвичка: они чаще жадные, честолюбивые. Те жены-москвички, что достались его друзьям-коллегам, не имевшим «счастья», как он, родиться в Москве, сильно не нравились Реутову. А вот девочка, которую он встретил и полюбил в Череповце, виделась ему и сегодня такой же чистой, наивной, романтичной натурой, какой показалась тогда, десять лет назад, когда рванул он на Русский Север с друзьями-приятеля- ми в поход на байдарках по рекам, озерам и иным кишащим рыбой водоемам...

Реутов посмотрел на себя в старое зеркало, оставшееся еще от тетки, жены летчика-полярника, большой модницы.

На него глядело немолодое, усталое, сухое и нервное лицо человека, явно чем-то огорченного, озабоченного. Вон и бровь левая дергается, и в глазах печаль. Надо взбодриться! Неприлично идти в Управление кадров ГРУ с такой кислой физиономией. Это в других местах, может, встречают по одежке. В ГРУ смотрят в лицо. В глаза. Глаза, как говорится, зеркало души. А работа у них тут у всех «душевная». Кто-то из «душеведов» Управления кадров его сегодня встретит? В телеграмме, переданной в Хельсинки шифром, было сказано: явиться к полковнику Ярошенко Петру Викентьевичу. И все. Да, еще номер кабинета был указан. На всякий случай, чтобы не шманался Реутов по Управлению с вопросами, дескать, где тут сидит некто Ярошенко. Видно, не хотели, чтоб лишнего болтал полковник в ГРУ. Пришел, поговорил — и назад по месту службы. Потому что вызывали его в Москву только на один день.

И вопрос, стало быть, такой, не то что по телефону, айв шифрограммах обсуждать его с ним не стали.

Такие дела.

Лицо, которое глядело из пыльного, чуть растрескавшегося и облезшего за последние семьдесят лет зеркала, Реутову явно не нравилось. То есть просто-таки активно было ему неприятно.

Потому что это было лицо растерянного человека.

А растерянность — качество, которое, как считал Реутов, ему было органически не присуще.

Он всегда был готов, профессионально готов к нештатной ситуации.