Anamnesis morbi. (История болезни)

— Да. Нашли, — тихо согласился я, ощущая странную пустоту в душе.

…Пилоты нашего «Ту-154».

…Военные летчики, оба: и тот, что расстреливал наш самолет, и тот, который прикрыл нас собой от верной гибели.

…Охранники отеля, даже не успевшие понять, во что впутались.

…Иронически улыбающийся перед смертью Никас, выпустивший в наш мир Хозяина.

…Незадачливый Попандопулос, он же Попан.

…Охотник, подстреленный Андре и задавленный мною.

…Рабочие с той ночной дороги.

…Неведомый водитель бензовоза.

…Еще один Охотник, нарвавшийся в лесу на мои пули.

…Андре…

Стоит ли это бревно со змеей их жизней? Стоит ли оно всего того, что пережили за эти несколько дней мы, оставшиеся в живых? Кто ответит, кто знает? Пусто, ох как пусто в душе…

— Пашка, а что теперь? — вырывая меня из тяжких раздумий, спросил Петрович. — Ты что-то должен сделать с жезлом?

Окончательно стряхнув с себя червей сомнения, я кивнул:

— Должен. Прикоснуться к нему.

— И все? — изумился Ванька.

— И все.

— Так чего ты ждешь? Иди к жезлу! — подтолкнул он меня к ступеням, ведущим наверх.

И в самом деле, чего жду? Пора ставить точку во всей этой истории. А потом искупаться наконец в море, да и собираться домой. Заигрались мы в чужие игры…

Я шагнул на первую ступеньку… И замер на месте от визга Кларочки.

Сверху раздалось громкое шипение. Подняв глаза, я вновь почувствовал, как ужас укутывает меня в свои ледяные простыни.

Шипела змея. Широко разинув пасть, из которой угрожающе торчали два острых, загнутых внутрь зуба. С каждого стекало по тоненькой струйке яда.

Не переставая шипеть, гадина начала медленно разматываться, сползая с жезла. И направляясь ко мне.

— Палыч, отходи! — крик Ваньки вывел меня из оцепенения.

Я отпрыгнул назад.

Откуда-то сбоку гулко застучал «Калашников». В замкнутом каменном пространстве грохот был оглушающим. С высокого, невидимого потолка посыпались приличных размеров камни. Присев и прикрыв голову руками, я во все глаза следил за змеей.

А ей было глубоко плевать и на Петровича, и на его АК-47, и на пули калибра 7,62, легко крошащие камень, но не причиняющие ровным счетом никакого урона ползущей ко мне твари.

Длинная автоматная очередь захлебнулась. Ванька выругался, отщелкнул и отбросил опустевший магазин, вставил новый.

— Не трать зря патроны! Эту гадину пули не берут! — отступая, я потянул его за собой.

— Да вижу я! — в отчаянии выкрикнул он, пятясь и держа на прицеле приближающегося монстра.

Змея уже размоталась вся и теперь струилась вниз по ступеням, высоко подняв голову и сверля нас ненавидящим взглядом желтых круглых глаз. Каждый размером с футбольный мяч.

Тварь была огромна: метров пятнадцать в длину, не меньше. И два метра из этих пятнадцати занимала голова. С разинутой ядовитой пастью, в которой нервно метался раздвоенный язык. Змея поднимала приплюснутую башку все выше и выше, пока та не нависла наконец над нами на высоте второго этажа. И замерла там, капая ядовитой слюной и шипя.

— Все, кранты! Сейчас бросится! — безнадежно прошептал Петрович.

Словно подтверждая его слова, гадина зашипела еще громче и отвела голову назад, готовясь к броску…

Мою грудь вдруг обожгло пульсирующим огнем. Скорчившись от боли и позабыв на миг о смертельной опасности, в буквальном смысле нависшей над нашими головами, я опустил глаза.

Сквозь куртку пробивался мерцающий голубой свет. Настолько яркий, что слепило глаза. Зажмурившись и повинуясь внезапному импульсу, я сунул руку за пазуху, нащупал кожаный шнурок и рванул его с шеи. А потом вздернул высоко над головой сияющую печать.

В подземелье стало светло. Не как днем, нет: гораздо светлее. Невзрачный, серый в недавнем прошлом камень вдруг превратился в маленькую сверхновую звезду. Она голубым обжигающим огнем пульсировала сейчас в моей ладони.

И сквозь полуприкрытые веки, сквозь навернувшиеся от нестерпимого света слезы, я видел, как в яростных голубых волнах, кругами расходящихся от ожившей печати, корчится, превращаясь в пепел, чудовищная змея.

…Все произошло быстро. Очень быстро. Печать погасла, вновь став обычным камнем. И подземелье опять погрузилось в привычную вековую темноту.

Осторожно открыв глаза, я посмотрел туда, где только что шипела, капая на нас слюной, мерзкая тварь. И обнаружил лишь несколько кучек пепла, слегка дымящегося в холодном воздухе Лабиринта. Путь к жезлу был свободен.

Молча я сбросил с плеч рюкзак и автомат. С одним лишь факелом подошел к ступеням и медленно, будто растягивая удовольствие, начал подниматься по ним.

Первая.

В памяти всплыл старик Антониди, хрипящий на койке: «Ты найдешь, Палыч… Ты сможешь!» Нашел. Смог.

Вторая.

Вика, шепчущая мне: «Спаси меня, Пашка!» Ах, какие глаза были у нее тогда! С какой надеждой и верой смотрели в самую душу!

Третья.

Хруль, с грустными синими глазами: «Ульи пустеют, Павел!» Не дрейфь, ушастик: теперь — не опустеют.

Четвертая.

Облако из обломков, огня и смерти, нелепо застывшее в воздухе прямо по курсу гибнущего «Ту». Все, что осталось от двух изящных, будто игрушечных, истребителей.

Пятая.