Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Но ничего подобного не случилось.

Человек из страны Анархии встал, подошёл к какому-то шкафчику или столику – мне трудно его определить, так как сей предмет не походит ни на то, ни на другое. Выдвинул какой-то маленький ящичек. Взял маленький флакончик, в котором находились крошечные шарики.

– Вот вам обед! – сказал человек из страны Анархии, высыпая из флакончика пять крошечных шариков в маленькую ложечку.

– Что! – крикнули мы все в один голос.

– Вот вам ваш обед! – сказал он, улыбаясь, и поднес каждому из нас по шарику.

Мы относились к этому обеду очень скептически. Меня душил хохот, но я овладел собой. Сделал серьёзное лицо и взял шарик, который человек из страны Анархии преподнёс мне в крошечной ложечке, и съел его, верней, проглотил его.

– Вы это съедите и будете сыты пять часов по вашему времени. Вы сейчас же почувствуете прилив новых сил, бодрость, свежесть.

Никто из нас не поверил его словам, но все мы притворялись, будто верим, и с серьёзным видом проглотили эти мизерные шарики.

– Как странно, я в действительности стал сытым. Меня раньше, по правде говоря, мучил голод. А сейчас я его утолил. Я сыт.

– Я сыт, – сказал рабочий.

– Я сыта, – сказала женщина.

– И я сыт, – сказал юноша.

– И я сыт, – сказал угнетённый народ.

– А сколько времени необходимо затратить, чтобы приготовить необходимое количество пищи, которое человек потребляет в течение суток? – спросил рабочий.

– Трудно ответить на этот вопрос, так как придётся прибегнуть к очень сложным вычислениям. Но время, необходимое для производства и приготовления пищи, потребной человеку в течение всей его жизни, равняется 0,1 секунды.

– Боже! – воскликнули мы.

– А напитки у вас имеются?

– А как же! Конечно имеются.

– А крепкие, пьянящие?

– Таких у нас нет. И если бы были, то никто их не стал бы пить. При нашей диете никто хмельного в рот не возьмёт.

– А какие у вас напитки?

– Разные.

– Мне хочется пить! – сказал рабочий.

– И мне хочется пить, – сказал юноша.

– Хорошо! – сказал человек из страны Анархии, указывая рукой на маленький куст цветов.

Мы стали присматриваться к кусту и заметили, что между цветами бьёт ключ.

Мы подошли к кусту, к источнику.

– Чем почерпать?

– Сорвите цветок и чашечкой его начерпайте, – сказал человек из страны Анархии.

Мы последовали его совету.

Мы сорвали по цветочку и начерпали и напились.

– Пью за страну Анархию, – сказал я свой тост.

– Пью за страну равенства, – сказал рабочий, опрокинув чашечку.

– Пью за страну братства, – сказал угнетённый народ.

– Пью за страну любви, – сказала женщина.

– Пью за страну детей, – сказал юноша и испил свою чашечку до дна.

– Что это за напиток? – обратились мы все к человеку страны Анархии.

Он улыбнулся.

– Напиток. Как вам сказать? Нектар, вино цветов или мёд цветов.

– Как вкусно, как сладко и как крепко!

– Чудесна страна, чудесны её напитки, – сказал я.

VIII

– А теперь куда пойдём? – спросил я.

– Куда! – смеялся рабочий, – ведь мы ещё ничего не видели.

– И то, что видели, – не видели, – сказал юноша.

– Здесь сказка-чудо по земле ходит, ходит и живёт средь бела дня, как сон в полуночи, – сказала женщина.

– Здесь всё по-иному, по-небывалому, здесь грани воображения и реальности стёрлись, и два мира, желанного и достижимого, слились воедино, – сказал угнетённый народ.

– Здесь чудо стало естеством. Здесь страна великих стремлений и ещё больших достижений. У нас достижение опередило, можно сказать, стремление. Здесь возможность создаёт потребность, здесь жизнь, действительность волшебствуют сказку, – сказал человек из страны Анархии.

– Да куда хотите идти?

– Ей-богу, не знаю, – сказал я.

– А где же у вас дома, дворцы, особняки? Их что-то не видать здесь, – сказала женщина.

– Да, в действительности нет здесь кругом ни одного дома! – удивился я тому, что я это до сих пор не заметил.

– Где у нас дома? У нас их здесь нет! И зачем они нам! Мы всегда под открытым небом, под солнцем, – сказал человек из страны Анархии.

– Как это так? А если вы хотите…

– Смешно, ей-богу. Наш дом – это весь мир наш, вся страна. И мир нам тесным кажется, а вы хотели бы, чтобы мы заперлись в конурах, в берлогах, в норах, как звери.

– Я хотела бы, чтобы у вас были гнёзда, как у птиц, – сказала женщина.

– Наши гнёзда не здесь, а на горе любви, здесь же наш храм труда. Зачем человеку дом? У нас люди – боги, а боги живут во Вселенной.

– Да как же вы живёте без домов? – удивлялась женщина.

– Так и живём. Всегда под пятью солнцами, всегда под небом, всегда в своём бесконечном, безбрежном воздушном море.

– А защита от непогоды?

– Разве вы уже забыли, ведь я вам сказал, что мы властвуем над погодой, а не погода над нами. У нас непогоды не бывает. Наше небо не омрачается ни единым облаком, ни единой тучей.

– Тогда у вас ни дождей, ни гроз, ни бурь не бывает? – спросил юноша. – А я так люблю ливень, грозу, бурю, гром, молнии…

– У нас всё бывает, но когда мы этого хотим. Нам и ветры, и грозы, и бури, и громы, и молнии послушны.

– Как же это так?! – все удивились.

– Здесь, у нас, очень много с первого вида непонятного, – улыбнулся человек из страны Анархии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное