Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов

«Это, Боречка, ты верно подметил, что я на барабане вроде как луплю415. А эпоха-то какая? Помнишь, мы любили пофилософствовать об эпохе? Она тоже, дружок мой, не на скрипочке играет. Оказывается, я с ней и спелся, вернее – сыгрался. <…> Пишу “барабанные” стихи. Кое-что из того, что написал, даже люблю. Печатаю их в Кирове. Одна книжечка вышла, но это с ленинградскими балладами, а сейчас печатаю другую, с новыми – когда выйдет, пришлю».

В эти два сборника вошло восемь больших текстов: в сборник «Поэмы войны» —«Лобзов», «Зоя-Таня», «Денис Давыдов», в «Пять баллад» – «Капитан Гастелло», «Три товарища», «Два германца», «Отто Опель», «Партизанский разведчик».

К «Пяти балладам» пишется небольшое поэтическое предисловие:

История!Ты сегодня стоишь рядом,Рядом с нами,Касаясь плечом.Ты вдохновляешь нас на баллады,Ты говоришь нам писать о чём.Тебе послушныКисть и перо,

Рука бойцаИ движенье колонныТы —В каждой строчке Информбюро,В каждом приказе Комитета Обороны.Ты сказала:Из памяти нашейИ седого времени седая волнаНикогда не смоетВеличественные именаМужественных и бесстрашных.

Если бы Маяковский дожил до грозных военных лет, он писал бы в таком же ключе. Потому сначала строки Мариенгофа смотрятся – особенно в сравнении с поэтикой бывшего имажиниста – довольно забавно, но, вчитываясь в тексты, понимаешь, как жизненно необходимы были они не только самому поэту, но и его современникам-соотечественникам, переживающим бедствия войны. Это, конечно, не симоновские «Жди меня» и не «Василий Тёркин» Твардовского. Здесь принципиально иная структура стиха, рассчитанная не на газетное чтение, а на сценическую речь. Да и человеку, не подготовленному буйным разливом поэзии двадцатых годов, читать всё это было трудно.

Приведём небольшой отрывок из поэмы «Земляк».

…Что жизнь?

Ах, это много, очень много!Пусть не всегдаВ цветах дорога,Пусть не особенно длинна,Но ведь она у нас одна,Другую не дали на выбор.Как хорошо, что я не рыба,Не мышь, не мошка, не индюк,Что у меня есть верный друг,И мать, мерцающая взглядом,И нежная подруга рядом,Сегодня – счастье,Завтра – грусть,

Мечты,Без завершенья пусть!Пусть не сбываются надежды,Пусть завтра я не тот, что прежде,Пусть увяданье у окна,Морщинки,Лысинки – луна, Пусть:Всё!И это “всё” зовётся – жизнь.И эта жизнь у нас одна.И ту единственную – положить!..

Поэма «Земляк» должна была появиться отдельным изданием, но из-за нехватки бумаги от публикации отказались. Мог бы выйти и сборничек под названием «Концерт». Что туда должно было войти – загадка, мы можем только предполагать. Судя по всему – одноактные пьесы.

Зато выходит общий эстрадный сборник «На штурм»416. В него вошли произведения «Как я дрался с немцами» (Монолог) Николая Никитина, «Батя» (Сценка) Осафа Литовского417

, «В лесу» (Сценка) Константина Осипова, «Сказки про чёрта Фрица» Евгения Шварца и две одноактные пьесы Анатолия Мариенгофа – «Истинный германец» и «Гостеприимная хозяйка».

Но писательское счастье окажется недолгим. Спустя несколько лет сборники Мариенгофа будут запрещены: советской цензуре не понравилась христологическая фигура Зои Космодемьянской из поэмы «Зоя-Таня»:

Сидим, Глотаем чай.Молчим. Вот век!В ПетрищивеКак на Голгофе, Было:У стражиЗояПить просилаИ немецДал ейКеросин.Так уксус пилМарии сын.

Возможно, дело ещё и в поэме «Зоя» Маргариты Алигер. Поэма, за которую Алигер удостоилась Сталинской премии второй степени (деньги отдала на нужды армии), вышла в том же 1942 году. Сам текст советские бюрократы спешно канонизировали: