Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов

«Миленькая, сладенькая! Вот сегодня и поговорили с тобой по телефону. Сначала мне сердито заявили: “Никто не подходит! Разъединяю!” Я умолил ещё позвонить: “Надо же, говорю, разбудить: в это время люди спят”. Но какие-то минутки у меня оттяпали. В следующее воскресение опять попытаюсь “соединиться” с моей возлюбой, хотя бы по телефону.

Ой, Нюха, как ты мне сегодня снилась всю ночь! Такие страсти-мордасти! И даже… новенькое было в наших с тобой занятьях!.. Когда уж дорвусь до моей любы-возлюбы! Ух, долго ещё! На Москву злюсь, свирепо!

Вот и попахабил».

Вот это «новенькое» немного удивляет – на пятьдесят-то девятом году жизни! А чуть позже – в шестьдесят один год – случился у него целый стихотворный цикл «Поэт и женщины», тоже полный страсти, признаний и любви.

Для этого цикла Анатолий Борисович взял старый имажинистский сборник и переработал свои стихи. А в предисловии объяснил:

«У меня никогда не было архива и не было в домашней библиотечке моих книг. Ну, две-три, причём совершенно случайных, а не любимых. Друзья и добрые знакомые разводили руками – одни с удивлением, другие возмущаясь: “Даже собственных книг не имеет!” И стали, от случая к случаю, преподносить мне мои “уники”. Изредка они появлялись в букинистических лавках. Как-то одна добрая душа принесла “Стихами чванствую”. Разумеется, с дарственной надписью. Привожу её: “Обычно поэты дарят свои книжки читателям. На сей раз наоборот – читатель преподносит книжку поэту с пожеланием всяческих успехов”.

На досуге я перечитал книжицу, изданную в 1920 году. Стихи мне не понравились. Но почти в каждом попадались, на мой взгляд, две-три хорошие строчки. Стало жаль, чтобы они затерялись в куче словесного мусора. И вот, тщательно отделив их от чепухи, я вокруг каждой “жемчужинки” (важно сказано!) написал новые стихотворные строчки, учтя при этом свой некоторый опыт, драматический и в прозе.

Вспомнилось также, что когда-то я говорил: “Заниматься писанием стихов, более или менее настоящих, можно и должно только в наивном возрасте, т.е. до двадцати пяти и после шестидесяти”. Сейчас наступил, к сожалению, мой второй “наивный возраст” – после шестидесяти.

Так появился этот цикл – почти новый. Я назвал его “Поэт и женщины”».

Интересно, наверное, показать, как старые стихи превращались в новые.

Была, например, поэма «Сентябрь» 1920 года, где Мариенгоф заявлял:

Мне нравится стихами чванствоватьИ в чрево девушки смотреть,Как в чашу.

А после (1958 год) появилось стихотворение «Слова. Слова. Слова»:

Слова, слова, слова распашутЛюбви горячее пространство…Мне нравится стихами чванствоватьИ в душу женщины смотреть, как в чашу.– Дай руки.– На.

– О, как они тихи!– Их целомудрие ты любишь?– Нет, грехи.

Но были в этом цикле и совершенно самостоятельные стихи, не похожие на ранние.

«Прочь, ведьма!»