Он не верил в саму возможность ревизии методов ведения игры в Северной Америке и в появление в клубах НХЛ советских хоккеистов. Тарасов считал, что в Канаде и США будут следовать раз и навсегда выбранной игровой модели, а хоккеисты из советских команд не сумеют в эту модель вписаться. И в обратную сторону — из Северной Америки в СССР — дороги у заокеанских хоккеистов, полагал Тарасов, нет. Он, разумеется, имел в виду не уровень оплаты труда игроков, в те времена несопоставимый, а способность канадских игроков адаптироваться к невероятным для себя физическим нагрузкам, наступить на горло индивидуальной песне и согласиться с принципами коллективного хоккея, подчиняющими личность команде, но в то же время — парадокс! — позволяющими реализовать себя, продемонстрировать свои самые сильные игроцкие качества и спрятать слабые.
На определенном этапе тренерской деятельности Тарасов не верил в возможность встреч с канадскими профессионалами. Но мечтал об этом всегда, рассуждая о самой возможности таких встреч: «Они будут беспроигрышны: выиграет мировой хоккей… Хоккей обогатится — две далекие друг от друга школы сблизятся и позаимствуют друг у друга наиболее привлекательные черты. Два хоккея станут двумя ускорителями друг друга».
Взаимопроникновение двух школ — традиционной канадской и тарасовской — пошло на пользу только родоначальникам хоккея. Они действительно взяли на вооружение всё лучшее, добавили к своему, убрав из него лишнее (грязь и жестокость), и принялись развивать новое направление в своем хоккее. В СССР же, а потом и в России, особенно в новейшей ее истории, в хоккейном развитии остановились, замерли на одной точке, предав почти полному забвению фундаментальные тарасовские наработки и взяв из заокеанского опыта лишь примитивные методы ведения игры, от которых там со временем отказались. Крупнейшие турниры, и в первую очередь Олимпийские игры, ради которых в НХЛ устраивались перерывы, с пронзительной наглядностью продемонстрировали, кто есть кто в современном хоккее, кто чем дышит и где пребывает Россия, фактически отказавшаяся от заданного Тарасовым направления.
Призывы копировать Тарасова нелепы. Он сам всегда резко выступал против попыток копирования. Но забвение тарасовских идей, отказ от их развития уже аукнулись на международной хоккейной сцене. В наш — тарасовский! — хоккей, на более высоком, понятно, качественном уровне, заиграли канадцы, американцы, финны и шведы.
Коммуникабельный, когда дело касалось любимого хоккея, Тарасов легко сходился с людьми, вне зависимости от их статуса в обществе. С одинаковой легкостью и непринужденностью общался он с обыкновенными болельщиками, в частности со знаменитой армейской поклонницей Машкой, и с министрами обороны. Но мир хоккея был для Тарасова особым миром. Все струны в нем напрягались, если появлялась возможность для общения, причем плотного, с представителями хоккея Канады и США.
В сентябре 1968 года Федерация хоккея Финляндии, проведав о проблемах, возникших в отношениях между Федерацией хоккея Швеции и ЦСКА, пригласила армейский клуб к себе в гости на товарищеский матч с командой ХИФК. Шведы, к сожалению для Тарасова, нарушили договоренности о совместном проведении тренировочного сбора и товарищеских игр, и финны оперативно заменили соседей по региону.
ЦСКА необходимо было в преддверии чемпионата страны, после напряженных матчей турнира на призы «Советского спорта» сменить обстановку, перевести дух и расслабиться. ХИФК в простеньком матче был обыгран 12:3. Финны создали для ЦСКА все условия для тренировок и отдыха. Безупречность организации сбора Тарасова поражала. Гостей поселили в уютном загородном мотеле. Тренеры и игроки вволю попарились в бане, желающие покатались на катерах по озеру, для любителей рыбной ловли нашлись необходимые снасти, а грибников Тарасов сам повел в лес. «За шестьдесят минут чистого хоккейного времени, — вспоминал потом Тарасов, — собрали три корзины отборных белых грибов». Вместе с тогдашним врачом ЦСКА Алексеем Васильевым Тарасов приготовил ужин. Работники мотеля, попробовавшие блюдо вместе с хоккеистами, назвали его «грибами по-русски».
Тарасов и грибы — история отдельная. Как, впрочем, и Тарасов и баня. А сейчас о другом. Тогда, во время короткой поездки в Финляндию, у Тарасова состоялась «необыкновенная и интересная» встреча с известным канадским хоккеистом Карлом Брюером (в советской прессе и в хоккейной энциклопедии, изданной в Москве в 1990 году, он именовался «Бревером», так его звал и Тарасов). У Брюера завершился контракт в НХЛ, и он работал в Финляндии играющим тренером ХИФКа.