Читаем Андрей Капица. Колумб XX века полностью

Через неделю после вылета из Москвы мы были готовы выехать в поле. Во дворе стоят наши машины — один грузовик и три „лендровера“, увы, не новые (несмотря на скрещенные пальцы мистера Иббо, новые еще не вернулись из сафари). Кстати, словом „сафари“ здесь принято называть вообще любую экскурсию или экспедицию в саванны — охотничью, туристскую или научную. Грузовичок старенький, но, по уверениям Фаны (водитель из племени кикуйю), „вери гуд“. Он дизельный, поэтому, к нашему неудовольствию, у нас разное топливо на машины — бензин и соляр»[223].

Вон как выходило: даже солидный опыт организации антарктических походов сквозь дебри советской бюрократии не сильно помог Андрею Петровичу перехитрить бывших хозяев Кении — англичан.

«С вечера машины загружены, заправлены. Ночью их будет охранять Гидеон (проводник из племени луо). Допоздна длятся наши личные сборы: отбираются карты района нашей поездки — мы едем в среднюю часть рифтовой долины в районе озера Магади, заряжаются фото- и кинокамеры, идут споры об одежде. Большинство из нас купили роскошные шляпы Стетсон и ботинки на каучуковой подошве с соблазнительным названием „Сафари“».

Советские ученые выбрали себе костюмы киношных английских колонизаторов!

«В кромешной тьме поднялись мы в это знаменательное утро первого выезда в поле. Завтрак. И вот уже наши машины выруливают со двора базы…

Наш путь лежал к югу от Найроби. Уже через двадцать километров кончилась асфальтовая дорога и начался пыльный африканский грейдер. Пыль на африканских дорогах особенная — как пудра рыжеватого цвета. Она повисает в виде облака за прошедшей машиной, и надо ждать 10–15 минут, чтобы она осела. Эта пыль преследовала нас всюду, покрывая все тонким слоем…

Кончились отдельные домики ферм. Возделанные поля, окружающие Найроби. Началась саванна, пока без кустов и деревьев, холмистая степь, покрытая рыжеватой высокой травой. Изредка вдали от дороги были видны небольшие стада антилоп. Машины медленно поднимались вверх… Когда мы достигли гребня горного хребта, перед нами открылась величественная картина рифтовой долины. Долиной ее называют потому, что, подобно речной долине, это корытообразное понижение вытянуто на сотни и тысячи километров подобно следу гигантского колеса, продавившего в густой грязи полосу. Эта долина проходит через горы и плато… Ее относительно плоское дно было разбито на мелкие уступы — сбросы, которые были вытянуты с севера на юг вдоль рифтовой долины. На горизонте темным синим хребтом просматривался противоположный берег — эскарп. Это крутой уступ, имеющий высоту до 100 м над днищем долины. Слева от нас на дне долины находился конус потухшего вулкана… К югу на горизонте просматривалось несколько правильных конусов вулканов. Общая ширина долины в этом месте достигала 100 километров… вот он, „рифт“…

Мы не первые геологи, которые исследуют этот феномен природы. Здесь работали крупные геологи-англичане. Почти вся территория рифтовой долины в Кении, за исключением северной части в районе озера Рудольфа, покрыта геологической съемкой. Мы пришли не на дикие, неисследованные районы подобно Ливингстону и Юнкерсу… Зачем же мы здесь?.. Мы здесь именно потому, что предыдущие исследователи сосредотачивали свои усилия на поисках полезных ископаемых, на геологической съемке для нужд практики… Но крайне важно установить закономерности крупных тектонических движений на фоне геологической истории Земли и оценить их с точки зрения планетарных изменений, с позиций современных представлений о развитии земной коры и верхней мантии. Поэтому очень хорошо, что эти районы уже исследованы, что нам не придется вести первичную геологическую съемку и искать ключевые места для работ. Кстати, именно местные геологи очень ревниво относятся к нашей экспедиции, считая, что мы приехали ревизовать их идеи. Неверно, и мы прилагаем большие усилия к тому, чтобы разубедить их».

В ходе исследований советским ученым пришлось пережить немало приключений. В дневнике А. П. Капицы говорится: «Лес расступился, и мы выехали на берег реки… дальше нам предстояло пробираться по [ее] руслу… пешком. Мы вылезли из машины и стали собираться в дорогу. Неожиданно муха больно укусила меня сквозь рубашку в плечо. Размером с маленького слепня, только крылышки, сложенные на спине, сзади скрещены. Она ползет по рукаву. Так вот она какая, муха цеце!

Не пугайтесь, укус мухи цеце не влечет за собой обязательного заболевания сонной болезнью. Есть определенные районы, где свирепствует эта неизлечимая болезнь. Место, где мы сейчас находились, было в 100 км от подобного района… В этот день еще не раз мы испытывали эти болезненные укусы. Уверяя себя при этом, что они безопасны. Разве что на следующее утро некоторые из нас отказывались встать рано из-за „приступа сонной болезни“».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже