Андрей Кожухов

Квартальному хотелось поговорить наедине с околоточным.

– Ступай, коли хочешь. Только ты мне понадобишься скоро.

Таким образом Василию удалось забраться в чулан, где он провёл отвратительные минуты, стоя у дверей с бьющимся сердцем и прислушиваясь к малейшему шуму внизу.

Когда ему удалось предупредить Андрея, он вернулся в чулан с чувством облегчения и радости и на этот раз вполне насладился хорошо заслуженным развлечением.

Василий по природе был миролюбивый, добродушный и несколько ленивый человек. Он избегал каких бы то ни было тревог и относился к жизни легко, насколько это было возможно в его положении, всегда предпочитая сглаживать или осторожно обходить препятствия, вместо того чтобы идти к цели напролом.

Глава VII

Зина у себя дома

В доме Зины, где на время укрылся Андрей, сильно тревожились за Василия. Его друзья терялись в догадках. Полиция, вероятно, случайно попала на его квартиру, и он как-нибудь запутался. Но, зная его, они сперва надеялись, что он вывернется и присоединится к ним, самое позднее, на следующее утро. Между тем утро прошло, а Василий не показывался.

Они стали беспокоиться. Зина через жену знакомого надзирателя узнала имена всех арестованных за последние несколько дней, но Василия не было между ними. Вулич тем временем отправилась в город навести справки у товарищей. Она вернулась с удивительным, хотя и приятным известием, что Ватажко встретил Василия на улице. Он был свободен, так как ни жандарм, ни околоточный не сопровождали его. Но, очевидно, он попал в какую-то передрягу, так как быстро прошёл мимо и сделал Ватажко знак не разговаривать и не подходить к нему.

Первоначальные их предположения подтверждались. Василий, очевидно, запутался как-нибудь с полицией и теперь старается ее одурачить.

– Теперь нам нечего о нём беспокоиться, – сказал Андрей. – Он их, наверное, проведёт и скоро будет опять с нами.

Зина с ним согласилась.

Когда новая тревога улеглась, старые заботы и планы снова завладели ими.

Вечером, после чая, когда хлопоты по дому были кончены и все трое собрались в Зининой комнате, Андрей приступил к делу, спросив Зину, какие у нее теперь виды и намерения относительно Бориса.

Он ходил взад и вперёд, заложив руки за спину, не глядя на Зину.

– Вот письмо Бориса об этом, – сказала она. – Я получила его на другой день после попытки, но не передала вам тогда, потому что мне было не до того. Но я сохранила его для вас. – Она вынула из потаённого места два клочка бумаги: один – узкий и длинный, как бы срезанный край газеты, а другой – квадратный листок в несколько вершков, вырванный заглавный лист из книги. Обе бумажки были мелко исписаны карандашом.

В этом письме, написанном в ночь после поражения, Борис благодарил своих друзей, рисковавших ради него жизнью, в особенности Андрея, в таких тёплых и задушевных выражениях, что у Андрея глаза наполнились слезами. Но в настоящем положении Борис считал все дальнейшие попытки к его освобождению делом безнадёжным и, по всей вероятности, гибельным для его друзей. В заключение он просил Андрея тотчас же вернуться в Петербург, а всю организацию распустить без дальнейших отлагательств.

– Надеюсь, вы не находите его заключение обязательным для нас? – спросил Андрей, стараясь говорить хладнокровным и деловым тоном.

– Конечно, нет! – воскликнула Зина.

– Я очень рад, что вы не пришли в уныние, – продолжал он. – Настойчивость в подобных делах – самое главное. Делались неудачные попытки четыре раза сряду, а на пятый удавалось. Будем надеяться, что и нам лучше повезёт в следующий раз.

– Да. Но вот в чем Борис совершенно прав, – заметила Зина, – это то, что вы не должны больше принимать участия в новой попытке. Вы сделали всё, что было возможно. Оставаться долее здесь для вас – напрашиваться на гибель.

– То же самое можно сказать и относительно вас.

– Нет, не то же самое. Полиция меня не знает, между тем как ваше имя открыто и на вас особенно злы. Кроме того, – прибавила она, – есть соображения чисто личные, по которым я одна должна продолжать это дело.

Андрей остановился прямо против нее.

– Личные соображения? – спросил он с удивлением. – Я вас не понимаю, Зина. Или если понимаю, что вы этим хотите сказать, то я самым энергическим образом должен протестовать. Такое дело нельзя переносить на узкую почву личных привязанностей. Мы предприняли освобождение Бориса как человека, дорогого для нашей партии, а не потому, что некоторым из нас он очень близок. Наши чувства и симпатии тут ни при чем.

– Я бы никогда не позволила рисковать кем бы то ни было ради Бориса, если бы я думала, что его освобождение – мое личное дело, – сказала Зина.

– Хорошо. В таком случае не всё ли равно, кто из нас будет вести дело? Вы противоречите себе.