Андрей Миронов: баловень судьбы

Тем временем 20 декабря Миронов снова вышел на сцену родного театра – шел спектакль «Горе от ума». Затем до конца года им были сыграны еще три представления: 25-го – «Горе от ума», 26-го – «Маленькие комедии большого дома», 27-го – «Женитьба Фигаро». В оставшиеся дни он репетировал «Продолжение Дон Жуана». На эти репетиции не могли повлиять даже жуткие холода, которые ударили в те дни в Москве – аж сорок (!) градусов ниже нуля, а по области и все сорок пять. Даже ртутные термометры замерзли и остановились. За прошедшие 100 лет то были самые сильные холода в столице. Как писали газеты, холод этот был вызван вторжением на материк очень холодного воздуха с Атлантики. Объяснение, конечно, правильное, но москвичам от этого было не легче.

1979

1 января 1979 года на голубых экранах состоялась премьера фильма Марка Захарова «Обыкновенное чудо»

(16.00). Как мы помним, Миронов играл в нем роль пройдохи Администратора. Вечером этого же дня (в 21.40) по ТВ также показали комедию Эльдара Рязанова «Гусарская баллада», где свою звездную роль сыграла супруга Миронова Лариса Голубкина.

К зрителям, пришедшим в Театр сатиры, Миронов впервые в новом году вышел 4 января – в «Женитьбе Фигаро». А на следующий день по ТВ показали «Маленькие комедии большого дома» (20.30). В эти же самые минуты Миронов играл на сцене родного театра в «Клопе». Далее спектакли с его участием демонстрировались в следующем порядке: 6-го – «Ремонт», 11-го – «Горе от ума», 14-го – «Женитьба Фигаро». Параллельно он начал репетиции с Анатолием Эфросом в спектакле «Продолжение Дон Жуана». Причем проходили они сначала не в театре, а… дома у режиссера. Вот как об этом вспоминал сам А. Эфрос:

«Я позвал Миронова. Я звал не „на помощь“ – просто, как бы предлагая роль, предлагал поучаствовать в работе. Собственное отчаяние, раздражение и даже злобу я изо всех сил скрывал. Все эти настроения совсем не помогают творчеству, с ними борешься каждый день, стараясь не довести себя до душевного кризиса.

Не знаю, что из всего этого понял Миронов, но с первого же дня мы бодро принялись за работу. И относительную бодрость я смог сохранить даже до выпуска спектакля. Во многом – благодаря Миронову.

Я решил изменить характер репетиций, во всяком случае на первом этапе. Глупо было бы теперь с Мироновым, как раньше с Далем, на глазах все той же кучки заинтересованных зрителей (среди которых нет актеров) опять выходить на сцену вдвоем, как на ринг, и мне вовлекать нового актера в уже проработанный мной и другим исполнителем рисунок роли.

И я постарался отбросить все то, что уже знал о пьесе и о роли. Конечно, это в некотором роде режиссерская хитрость, даже самообман, но он необходим чистоте творческого процесса.

Передо мной был совсем другой актер. Значительный, уже вполне определившийся, зрелый. И совсем не похожий на Даля. Я говорю сейчас не о внешних данных, а о глубинных чертах характера. Даль был замкнут, нервен и нетерпелив. Убийственно остроумен, а иногда невыносим. Все чувствительное и нежное в себе он прикрывал такими парадоксально-обратными защитными красками, что иногда брала оторопь. Миронов, как я уже говорил, – открыт. Может быть, эта его открытость таила в себе что-то и противоположное, но он мне нравился именно открытым – в этом не было никакого актерского наигрыша. Наигранную актерскую «открытость» я вижу за сто верст и знаю ей цену. Нет, в Миронове была доверчивость. Тут я не ошибся.