Андрей Николаевич на рандеву, или ниспровержение прототипов

Таким образом, такая модель воинского обслуживания как регулярная армия формирует, в сущности, некое сложно устроенное „культурное пространство“, прежде всего характеризующееся колоссальным разрывом между „идеалами“ и „действительной жизнью“. Чего греха таить, это постоянное и мучительное для человека противоречие, это доминирование ханжества производят дурное впечатление; но, судя по всему, регулярная армия в качестве „цивилизационной доминанты“ — неминуемый этап развития, неминуемый этап того самого пути человечества, другой вопрос: насколько люди способны, осознав, откуда они пришли и куда они идут, сделать свое существование менее мучительным и ханжеским…

Впрочем, мы далеко забежали, и потому… быстро-быстро — назад к дружине… Она — простой, просто и естественно устроенный институт, и продуцирует весьма простую, непротиворечивую культуру, (И — опять же — другой вопрос: возможно ли задержаться на этой стадии простоты, естественности и непротиворечивости? Нет, вероятнее всего, невозможно. Но, быть может, возможно достижение гармонии после того, как человечество обогатило и утончило себя веками противоречивости?)…

Итак, прежде всего: дружинник выходит из „рода“ и вступает в корпоративное объединение, причем его место теперь регламентировано не родовыми, „кровными“ связями, но во многом качествами его личности, его собственной одаренностью. Дружины по самой сути своей — малочисленны. Вооружение, конь, доспехи — все это стоит недешево. Структура дружинного боя — ряд одновременно происходящих поединков. Итак, в бою вычленяется некая „единица“ — „пара“: „я и враг“. „Помощь“ поединщикам, нападение „третьего лица“ на „врага“ не приняты „дружинным кодексом“, осуждаются как некорректность, „вероломство“. „Враг“, „человек из другой дружины“, будучи побежден в „честном бою“ (корректном, „невероломном“) сравнительно легко преображается в „друга“… Вот как это описано, например, в русской сказке из собрания А.Н. Афанасьева „Иван-царевич и Белый Полянин“:

„Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились… Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занес над ним острый меч. Взмолился ему Белый Полянин: „Не дай мне смерти, дай мне живот! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду“. Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом.“

Нарисованную яркую картинку правильнее будет полагать отражением некоего ритуального „посвящения в младшие“, включавшего ритуальную имитацию поединка и сугубо сексуальные ритуальные действия: поцелуй и… коитус (как мы далее увидим). Но кем же становится Белый Полянин для Ивана-царевича — „сыном“ или „меньшим братом“? Судя по всему, „отец“ в подобные тексты „залегает“, что называется, вследствие определенного смешения понятий о „старшинстве и меньшинстве“ (не забудем, что записи, подобных текстов сделаны поздно, не ранее второй половины XIX века; информаторы-рассказчики не осознавали в полной мере смысловой нагрузки излагаемых сюжетов). Как правило, в подобных текстах фигурирует „меньшой брат“, „большой брат“, „дядька“ (и сразу вспомним армейского „деда“ и именительный множественного — деды, с несомненным аналогом — „дядья“).

Как мы уже определили, „единицей“ дружинного устройства является — пара, „старший и младший“. Причем формирование именно такой „единицы“ — удивительно естественный процесс. „Младший“ — лицо, подвергающееся боевому обучению, его учат приемам ведения поединка. Но при этом „младший“ — не „слуга“; функции „слуги“ он иногда принимает лишь на короткое время „учебного искуса“. Естественно, что приемам поединка „один на один“ и обучаются „один на один“, а не „в строю“… „Младший“ и „старший“ естественным образом связуются теплыми отношениями духовной и телесной близости.

Гомопара как единица дружинного устройства формируется (еще повторим) естественно… И это формирование естественных, единственно возможных и рациональных для ситуации сексуальных и эротических контактов создает особую атмосферу „культурного здоровья“. „Идеология“ дружины в отличие от идеологических принципов регулярной армии не включает компонентов „противоречивости“, не продуцирует „ханжества“, „развращенности“. В дружинных отношениях гомо господствует некая „первичная простая гармония“: дружинников не призывают в приказном порядке перенести свои сексуально-эротические отправления исключительно в сферу „сублимативного ожидания“; сглажена, или совсем отсутствует привычная для европейского „общества регулярной армии“ оппозиция: „ужасная война — прекрасная мирная жизнь“; для этой оппозиции характерно, в частности, педалирование невозможности „нормальных“ (т.е. обязательных гетеро) сексуально-эротических отношений в периоды интенсивных военных действий; подобная оппозиция, ее интенсивное обыгрывание свойственны так называемой „антивоенной литературе“ (классический пример: Хемингуэй — „Прощай, оружие“).