Андрей Смирнов

определенную конструкцию внутренних ощущений, которые, будучи приняты как настоящие,

отразятся и вне сознания, станут кажущимися свойствами тела. «Если ты захочешь устать — ты

устанешь» — говорила настоятельница Лемерейн, когда он, измотанный упражнениями, валился с

ног… Обычно ее слова означали, что тренировка будет продолжена, и немедленно — как

наказание за то, что он позволил себе устать. Одна из аксиом Школы гласила, что слабость

порождается не телом, а духом; усталость ощущается не потому, что измотано тело, а потому, что

истощена воля. Учителя Эдрика полагали, что только воля определяет состояние всех семи тел —

или семи душ — которыми наделен человек. Воля проявляет себя в желаниях: у необученного,

слабого, ленивого желания беспорядочны; у прошедшего обучение — определены и осознаны. В

конце концов Эдрик научился желать так, чтобы не уставать никогда. Теперь от него требовалось

совершить обратное превращение. Как оказалось, иногда сила может стать слабостью —

например, если сила позволяет себя обнаружить. Девчонка на удивление наблюдательна, но то, что заметила она, может заметить и любой другой человек. Обычно они слишком поглощены

своими мыслями, болячками, маленькими мирками личных проблем, но не исключено, что в

самый неподходящий момент один из них может прозреть. Даже с простыми обывателями это

иногда случается. Нужно перестраховаться. Нужно двигаться как они, думать как они, вожделеть

как они… Тогда он останется неузнанным. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание.

Через два дня Эдрик снова встретил ее в библиотеке. Вельнис стояла перед большим

книжным шкафом и задумчиво разглядывала корешки. Эдрику она кивнула, как старому

знакомому.

49

Вскоре после того, как он приволок из подвала очередную кипу, уселся за стол и

приступил к переводу, Вельнис заняла место напротив, положив перед собой около десятка книг, вытащенных из шкафа.

— Решила составить мне компанию? — Полюбопытствовал Эдрик.

— Моя госпожа любит читать. Вот… выбираю для нее.

— Прости за вопрос… ты фрейлина княжны или ее камеристка?

— Хм. Ну ты и хам. Будь я фрейлиной, следовало бы, самое меньшее, влепить тебе

пощечину.

— Значит, камеристка.

Вельнис не ответила. После продолжительного молчания (каждый деловито шуршал

страницами) спросила:

— Как ты думаешь, что лучше отнести ей — «Священный напиток» Ямруза Экдельта или

«Размышления о божественном естестве» Рэкла Сакайта Сильгера?

Эдрик оторвался от чтения и с любопытством посмотрел на девушку. «Странный выбор…

— Подумал он. — Неужели княжне интересно разбираться в этой зауми?»

— Сильгер в переводе? — Спросил он.

— Нет, в оригинале. На стханатском.

— Твоя госпожа сможет это прочитать?

— А почему нет? — Вельнис не отвела глаз.

— Сколько ей лет?

— Мы одногодки.

— Ты знаешь, о чем эта книга?

Вельнис кивнула.

— Принеси ей лучше любовную лирику, — посоветовал Эдрик.

— Любовная лирика будет интересна ей лишь в том случае, если стихи написал сингайл,

— парировала Вельнис. — Но измывательства над языком магов надоели моей госпоже несколько

месяцев тому назад. Теперь ее привлекают философские категории, отношение между сущностью

и явлением, реальным и кажущимся, актом и потенцией…

Эдрик молча слушал ее, стараясь понять, насколько всерьез она говорит о… о том, что

говорит. «Вот откуда она знает Наречье, — пришла мысль. — Княжне от скуки нечем заняться,

кроме чтения, и ее компаньонка, чтобы не потерять место, вынуждена читать те же книги, и

интересоваться тем же, чем интересуется госпожа…»

— Думаю, ты куда лучше меня знаешь, чем увлекается княжна, — произнес Эдрик. —

«Размышления» Сильгера — если продраться через тяжеловесный слог — по-своему…

любопытны. Хотя и это и странное чтение для молодой девушки. Вторую книгу я не читал.

Ничего не могу сказать о ней.

— Ямруз строит свою философию на древней легенде, которую ты наверняка слышал, —

начала рассказывать Вельнис, и Эдрику стало ясно, что уж она-то читала обе книги. — На легенде

о том, как божественный напиток анкавалэн, эссенция бессмертия и творческой силы, был утерян

богами в их войне, случившейся в начале времен. Утерян и пролит дождем в новосотворенном

мире… Ямруз говорит, что «напиток» — лишь образ, поэтическая метафора, а что представлял

собой анкавалэн на самом деле, нам невозможно и представить, как невозможно вообразить и

божество вне человеческого или животного образа и как невозможно постигнуть свойства божеств

вне известных нам индивидуальных и природных свойств. Анкавалэн проник в людей, и сделался

их частью, самой тайной, самой невидимой… в другом месте, впрочем, Ямруз выдвигает

предположение, что именно капли этого напитка превратили нас в то, что мы есть, отделив от

животных… но при этом сущность анкавалэна так и остается скрытой, недоступной для нас, а

ведь она то — что нас образует. Далее он рассуждает о человеческой природе и о том, при каких

обстоятельствах эта бессмертная сущность могла бы быть пробуждена к действию, стать

действующей силой, а не потенцией…

Она замолчала.

— И?.. — Спросил Эдрик.

— Он пишет, что прежде всего должно измениться сознание. Мы плаваем на поверхности