Андрейка

—... У тебя, Эндрю, в жизни только один выход — рвануться вперед пушечным ядром. — Разъяснил обстоятельно, тем более что машина больше стояла в потоке, чем ехала: — ... Канадец—школьник, живущий в семье, может преуспеть и при балле в семьдесят... Не в медицину, так в инженерию — куда-либо попадет... Ты — только при балле девяносто пять. Не менее! Только в этом случае ты получишь стипендию, деньги на все время учебы. Это нелегко. Большая конкуренция. Но лишь в этом случае ты сможешь бросить все эти «Мак Дональдсы» и прочие забегаловки, где ты после школы жаришь эту вонючую картошку. Рванешься ядром, и лишь тогда в этом мире, где хорошим тоном считается ничего не замечать, тебя, возможно, заметят. Возможно...

9. «Being Cool!»

Но пока ничто не предвещало радужных перемен. Все зимние каникулы Андрейка проработал в «Мак Дональдcе» — «самом лучшем ресторане», откуда он в свое время удрал от конной полиции. Утром он надевал синюю робу. Синюю пилотку, черную обувь, черные носки. Являлся на кухню, вдыхая привычный запах свиной тушенки, слабый, но хорошо ощутимый. И становился за плиту. Здесь было его рабочее место. Картошка приходила в пластиковых мешках мороженая, часто с «глазками». Мешки не тяжелые, по четыре килограмма. «Глазки» выколупывать некогда. Канада — богатая страна, картошка с «глазком» — в мусор... От электропечки лицо Андрейки становилось красным, воспаленным.

Он работал, как автомат. Один пластиковый мешок на четыре сетчатых корзины. Туда же растопленный свиной жир. И — на нагретый железный стол. Картошка готова, звенит будильник. Теперь разбросать ее по кулькам — и вся игра.

«Микояновские котлеты» (так он называл «хамбургеры») делал не он, не доверяли...

Когда посетители редели или исчезали вовсе, Андрейка придерживал будильник — на минуту–две, чтоб не вздумал подымать панику... В готовом виде «френч фрайз» — жареную картошку разрешалось сохранять лишь пять минут, затем — в мусорное ведро. Китаянка — кандидат в начальники– «менеджеры», — учила: «Better waste than wait» . Андрейка не спорил. Три замечания китаянки, и ты вылетишь с работы со сверхзвуковой скоростью. К вечеру у Андрейки болела спина, голова была раскалена, как плита. Сил хватало, и то не всегда, лишь на томик Лермонтова: «... И дерзко бросить им в лицо железный стих, Облитый горечью и злостью...» На учебники смотреть не мог. Даже к флейте прикасался не часто...

Весна началась со спортивных состязаний. Стадион в школе — хоть международные игры устраивай! Десятки прожекторов освещали голубым светом девчушек, игравших в бейсбол. Андрейка заглянул «на огонек». Дождило, но не сильно. Толстушка в железном нагруднике и маске, отбивая мяч длинной палкой, боялась его, поворачивалась боком. Один из мячей залетел за ограду. Андрейка потянулся к нему. Не мяч — сырой камень. Не дай Бог, попадет в голову...

Биту взяла невзрачная, очень худая девчонка. Руки тонкие, а лицо такое бескровно–серое, которое редко встретишь у канадских школяров... Где он ее видел? Она кидалась на мяч с битой в руках, как кидаются спасать человека. Гибкая, верткая, как она изобретательно выжидает мяч, словно предвидя, куда его изо всех сил швырнут... То присядет, то встанет, покачивая биту... Она отбивала самые страшные подачи.

И однажды мяч рикошетом врезал ей по ноге. Чуть выше колена выступил круглый и черный кровоподтек. Он бы, Андрейка, по крайней мере, скривился от боли. А у девчушки даже мускул на лице не дрогнул. Не принято, видно, показывать свою боль.

Она неторопливо сняла железный нагрудник и перчатки, а затем отшвырнула ненужную теперь биту куда дальше, чем полагалось, — вот когда прорвалось ее состояние!

Андрейка подошел к ней, воскликнул простодушно:

— Ой, ты мне нравишься! — И застеснялся, спрятался за чью-то спину. И все же не ушел, выждал, когда вокруг никого не было, познакомился. Она протянула худющие, в земле, пальцы:

— Нэнси!

Андрейку как холодом пронизало: «Нэнси, которую бросили шести месяцев отроду?»

— Нэнси! — воскликнул он, когда она пошла к выходу. — Увидимся позже... Ладно?

Андрейка не выходил из библиотеки неделями. Иногда звонил Лизетт, чтоб не обижалась, а как-то даже посидел с ней вечером в «Мак Дональдсе», хотя от «Мак Дональдсов» ее мутило...

Искал Нэнси. По всем классам. Как в воду канула...

Однажды после весенних каникул библиотекарь позвал его к телефону. Лизетт спросила раздраженно:

— Тебе нужно, чтоб у тебя было «сто»?

— Что-то вроде этого.

— Ты же не «сквеар». Ты — мой парень. Зачем тебе это... Слушай, ты нашел другую...

Андрейка, после долгого молчания, решился:

— Да, я нашел другую.

В трубке прозвучало растерянное, горестное:

— Как это мне раньше не пришло в голову! — И телефон: пи–пи–пи...

«Все-таки я жестокая сволочь, — сказал себе Андрейка. — «Сквеар» с Москвы–реки».