Андрейка

И вдруг не стало Бена–компьютера. Андрей всю голову открутил. Ни Бена, ни пустого стула. К следующему перерыву у него накопилось уж столько недоуменных вопросов, что он, промчав в туалет, двинулся к лектору со своими недоумениями. Лектор в черном одеянии сказал: «Пойдем на улицу, я тебе объясню... » И пропустил Андрея вперед. У выхода Андрея встретил огромный, как лошадь, мужчина, он вернул ему чек в 250 долларов и сказал резко:

— Уходи отсюда! Мы больше не хотим тебя видеть!..

Андрей в недоумении пошел к своему рыжему «форду», где на заднем сиденье дремал изгнанный ранее Бен; оглянувшись, увидел, как служитель вынес из «лектория» и спрятал в сарайчике пустой стул. Он понял: так как стулья стоят врассыпную, никто не замечает ушедших. Выносят стул — и все! Кажется, никто не выходит. Андрей растолкал Бена, и вдруг его осенило: они освобождаются от тех, кто задает вопросы!

— Конечно, — сказал Бен, позевывая. — Это ловушки «культов». Им не нужны любознательные. Я слышал о них еще дома, в Сеуле, и вот попался...

— Попался?! — Андрей, а затем Бен, захохотали; смеялись легко и освобожденно.

Андрей перестал смеяться, лицо его стало встревоженным. Он вдруг бросился к бывшей конюшне.

— Куда?! — диким голосом заорал Бен. — Тебе оторвут голову! Они не шутят, эти шарлатаны!

Андрей ворвался в «конюшню», напряженно молитвенно внимавшую оратору в черном с головы до ног, и закричал во всю силу молодых легких:

— Гил! Холи шит! На выход! Гил! They fuck you! На выход с вещами! Быстро!

Гил выскочил, голубые глаза его были вытаращены, он покачивался, как пьяный...

— Вы что? Вы что?

Андрей, вскинув руки, обхватил его мускулистые плечи. Отвел к машине и все объяснил.

— Они не терпят тех, кто задает вопросы! Понял?

Гил ничего не понимал и вдруг начал яростно материться...

— Ну вот, прозрел, — усмехнулся Бен—компьютер. — Садитесь, господа, поехали...

Отправился к Лизетт, рассказать, как чуть было не попал в силки. Дом был заперт. Вокруг ни души. Вскоре Лизетт сама позвонила ему. Сказала, что прилетела из Нью–Йорка. Поссорилась с матерью, незаметно взяла у нее из сумки свой авиабилет и десять долларов, упаковала свой чемоданчик и уехала. «Умчалась», — радостно воскликнула она. Успела последним поездом метро. Последним автобусом в аэропорт. Последним самолетом — в Баффало... На автобус в Торонто не хватило двух долларов. Какой-то пассажир доплатил за нее. Позвонила предкам только из Торонто. Было уже три часа ночи. Четвертый пошел. «Родители сходили с ума, — сказала Лизетт с удовлетворением. — Пропала девочка. Исчезла в ночном Нью–Йорке».

Не понравилось это Андрею. «Суровая ты дама», — усмехнулся он, но Андрейка знал отношение Лизетт к предкам и потому серьезно к этому не отнесся.

Наутро он был у Лизетт, чтоб ехать с ней на озеро Гурон, где на юге озера, в Масага–Бич, у родителей Лизетт была огромная дача, катер, яхта, каноэ, чего только не было... Позвонил у дверей, никто не отвечает. Услышал сипловатый лай пса Питера за домом, в саду, прошел туда.

Лизетт, посмеиваясь, стонала так натурально, что примчавшийся к ней Питер, курчавый симпатяга, ее лучший друг, от жалости к Лизетт завыл. Лизетт, судя по ее сияющему лицу, получала редкое удовольствие. Стонала снова и снова, скривив пухлые губы, — лучший друг выл и выл, круглые глаза его были полны сочувствия и страха. Не замечая Андрея, Лизетт снова демонстрировала свое умение «художественно постанывать». Добряк Питер действительно страдал, в его глазах нарастал ужас — Лизетт в восторге хлопнула в ладоши.

Он оглядел двор. Никого не было. «Значит, это не для показа. Для самой себя».

Андрею вдруг вспомнились бабушкины слова. Бабушка сказала когда-то о Люсихе: «жестокосердная».

Лизетт — жестокосердная! Это поразило его. Наибольшее удовольствие — заставить страдать родителей, Питера... Жестокосердная! — Он тихо отошел от дерева, за которым стоял, и вдруг бросился бежать к улице — от собачьего стона, от смеха Лизетт...

Через неделю объявили результаты экзаменов. Андрею вручили диплом. И объявили, что его общий балл 98,5. Это самый высокий балл в городе Торонто. Самый высокий за последние три года. Он дает право поступить в четыре самых лучших университета Северной Америки — Гарвард, Технологический в Бостоне, в Калифорнийский...

— Это абсурд, — усмехнувшись, сказал Андрей, когда Майкл Робинсон поздравлял его с таким выбором. — Учеба в Гарварде стоит двадцать тысяч в год.

Майкл Робинсон долго смеялся, его широкие губы стали еще шире.

— Эндрю, в Гарварде могут учиться либо дети миллионеров, либо дети нищих, за которых платят из специальных фондов. А вот на профессорских детей фондов нет. Им Гарвард не по карману...

— Я действительно могу поехать в Гарвард?

Спустя две недели Андрей прошел собеседование в Торонтском университете с представителем от Гарварда и вскоре получил официальное извещение о том, что его зачислили. На все время учебы для него выделена стипендия, «сколаршип» — значит, в самом деле платить будет дядюшка Сэм.